''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства

Кандыба Виктор Михайлович

Таким образом, мы естественно переходим к рассмотрению гениальных людей, в случаях с которыми, по словам Майерса, "супрали-минальную жизнь орошают отдельные ручейки, пробившиеся к ней из скрытого потока". Он приводит примеры математиков и музыкантов, чьи произведения внезапно, в готовом виде возникали у них в сознании. Здесь же можно упомянуть и удивительные открытия, посещавшие ум Томаса Эдисона и Николы Теслы. Широко известен также случай с периодической системой элементов, приснившейся Менделееву.

К гениям Майерс относит и святых, чьи жизни впитали "силу и благость из источников близкого и неисчерпаемого".

От невроза, гения и святости мы переходим к состоянию бытия, переживающемуся каждым индивидом – ко сну, который он определяет как временное отсутствие супралиминальной жизни и освобождение жизни сублиминальной. В гиппологическом состоянии погружения в сон и гшгнопомпическом состоянии выхода из сна усиливается, например, способность к визуализации. Майерс описывает также увеличение силы памяти и разума, имевшее место в некоторых снах, а затем случаи телепатии и ясновидения во сне. Он приводит случаи, напоминающие "психические нападения" духов как живущих, так и уже покойных лиц, совершаемые ими во сне.

И он склоняется к тому, что сон представляет собой "врата для выхода в духовный мир" – врата, которыми обладает каждый из нас.

Гипноз определяется как экспериментальное исследование сновид-ной стороны человеческой личности. Необыкновенные явления, наблюдаемые во время гипноза, приписываются способностям сублими-нального Я, привлекаемого таким состоянием. Сублиминальное Я появляется, чтобы насладиться властью над телом, – большей, чем у супралиминального Я. Кроме того, Майерс указывает на общность гипноза и таких явлений, как исцеление верой, использование магических заклинаний и т.п. Он придает особое значение экспериментальным работам по телепатическому гипнотическому внушению на расстоянии, а также телепатии, ясновидению и предвидению, наблюдаемым у загипнотизированного субъекта.

От гипноза мы переходим к зрительным и слуховым галлюцинациям, названным исследователями психических явлений сенсорным автоматизмом. Когда звук, цвет и т.д. ассоциируются у нас с образами, порождаемыми другими чувствами, отличными от слуха, зрения и т.д., процесс этот разворачивается в мозгу и называется поэтому энтэнцефа-лическим. Стадии, ведущие от восприятий такого типа к обычному видению, включают энтоптические восприятия, возникающие в результате раздражения зрительного нерва и глаза, а также остаточные образы, которые образуются на сетчатке. Стадии, более глубокие по отношению к энтэнцефалическим картинам, включают образы памяти, сны, образы воображения и галлюцинации. Майерс приводит ряд случаев, когда галлюцинации несли информацию, подтверждавшуюся впоследствии. Другие галлюцинации приносят людям ряд очевидных преимуществ и никоим образом не ассоциируются с болезнью. Одним из случаев использования галлюцинаторных способностей человеческого ума является гадание с помощью "магического кристалла". Своеобразными галлюцинациями являются и рассматривавшиеся выше призраки живых и мертвых.

oИ От сенсорного автоматизма мы переходим к моторному автоматизму автоматическому письму и "говорению на языках". Источник большинства этих феноменов может быть приписан сублиминальному уму, пребывающему в границах мозга самого психика. Некоторые случаи, однако, заставляют нас предполагать вмешательство телепатии и возможную связь с духами умерших. Таковыми являются, например, случаи автоматического письма, воспроизводящего почерк покойного. Одержимость другой личностью, не имеющей ничего общего с субли-минальным Я, может рассматриваться как следующая степень этого процесса. Впрочем, случаи одержимости духом весьма трудноотличимы от случаев с обычной параллельной личностью. Личная идентичность такого духа может быть установлена лишь путем тщательного изучения его памяти и характера.

Исходя из рассмотренной непрерывности опыта и доказывал Мейерс способность сублиминального Я действовать независимо от мозга, а также от времени и пространства, в котором живет супралиминальное Я. Подобно тому как сублиминальное Я способно управлять физиологическими функциями организма, что особо отчетливо проявляется в опытах с гипнозом, – оно способно прилагать силу и к физическим объектам, производя феномены левитации, материализации, стуков и т. п.

Один ученый заметил как-то, что всякий "неклассифицированный остаток" предполагает широкое поле для новых открытий. В любой науке вокруг проверенных и упорядоченных фактов клубятся, подобно некоему облаку пыли, необычные наблюдения событий незначительных, непостоянных и редких, событий, игнорировать которые оказывается гораздо легче, чем принимать во внимание. Идеалом всякой науки является полная и завершенная система истины. Очарование большинства наук в том и состоит, что они, казалось бы, именно такой формой и обладают. Отсюда создается впечатление, что в каждой из наших "rov гни" уже есть полочка для классификации любого явления, возможного в охватываемой ею области; и что раз уж такая последовательная и слаженная схема была однажды осознана и принята, то другой схемы просто нельзя себе представить. Признание каких-либо альтернатив, как полных, так и частичных, становится невозможным. Явления, не поддающиеся классификации в данной системе, обретают статус парадоксальных нелепостей и, следовательно, вынуждены рассматриваться как не соответствующие действительности. Когда же они вопреки всему наблюдаются, то об этом сообщают как-то между прочим и весьма туманно; они вторгаются в нашу жизнь подобно чудесам, подобно диковинкам, не имеющим ничего общего с вещами серьезными – и все лучшее, что есть в научном сознании человека, отвергает их. Лишь прирожденные гении позволяют себе заниматься этими из ряда вон выходящими исключениями, не успокаиваясь до тех пор, пока не возвратят отбившихся овец к стаду. Все наши Галилеи, Гальвани, Пуркинье и Дарвины были озадачены и привлечены именно такими малозначительными вещами. Всякий человек, сознательно и последовательно обратившийся к "не правильным" явлениям, обновляет и оживляет свою науку. И нередко в формулах обновленной науки гораздо сильнее звучит голос исключений, а не того, что почиталось правилом.

Пожалуй, ни один из неклассифицированных остатков не одаривался большим радушием и презрением со стороны научных кругов, чем масса явлений, в целом называемых мистическими. Физиология не желает иметь с ними ничего общего, Ортодоксальная психология поворачивается к ним спиной. Медицина отметает их или же, непременно в анекдотическом ключе, определяет некоторые из них как "эффекты воображения" то есть формулировкой, которая в данной связи является попросту отпиской. И тем не менее явления эти существуют на протяжении всей истории человечества. К какой эпохе ни обратиться – мы обнаружим указанные явления под именем прорицаний, вдохновений, одержимости бесами, видений, трансов, экстазов, телесных исцелений, наведения порчи и таинственных сил, дающих отдельным индивидам власть над другими людьми и окружающими их вещами. Мы полагаем, что "медиумизм" зародился в Рочестере, штат Нью-Йорк, а "животный

магнетизм" обязан своим возникновением Месмеру; однако едва лишь перелистав страницы официальной истории, частных мемуаров, юридических документов, народных преданий и т.д. и т. п., вы обнаружите, что во все времена об этих вещах говорили не меньше, чем сейчас. Мы, высокообразованные господа, для которых не существует иных ценностей, нежели ценности космополитической культуры, нередко сталкиваемся с некоторыми издавна выходящими журналами и весьма плодовитыми авторами, нашими земляками, чьи имена не услышишь в нашем кругу, но чей круг читателей насчитывает подчас до четверти миллиона человек. Мы всегда испытываем легкий шок, обнаруживая для себя згу массу человеческих существ, которые не просто живут, игнорируя нас и наших богов, но еще к тому же и читают, пишут, размышляют – нисколько не принимая в расчет наши каноны и наши авторитеты. Далее, публика не менее многочисленная сохраняет и передает из поколения в поколение традиции и практику оккультизма; академическая наука, однако, интересуется этими верованиями и мнениями не более чем вы, уважаемый читатель, интересуетесь читателями журналов для бойскаутов. Ни одному типу мышления не дано усмотреть всю полноту истины. Нечто ускользает даже от лучших из нас-и не случайно, а систематически – ибо все мы не без изъяна. Научно-академическое мышление я мышление женственно-мистическое избегают друг друга не только в том, что касается отношения к фактам, но и в том, что касается конкретных фактов. Факты существуют лишь для тех, кто испытывает по отношению к ним ментальную симпатию. После того как факты установлены окончательно, критический и академический ум оказывается по своей природе наиболее подходящим для их интерпретации и обсуждения, ибо перейти от мистики к научным рассуждениям для него все равно, что перейти от безумия к здравомыслию; но, с другой стороны, если история человечества что-то и обнаруживает, так это чрезвычайную медлительность, с которой обычный критический и академический ум признает существование фактов, представляющихся дикими, нигде не прописанными или же угрожающими благополучию принятой системы. Где бы ни решался спор между мистиками и учеными, – в психологии, физиологии, медицине, мистики обычно оказываются правы в том, что касается фактов, ученые же выигрывают в части теории. Классическим примером тому может служить "животный магнетизм", факты которого академическая медицинская наука всего мира упорно отридала как сплошное надувательство-до тех пор, пока для них не была найдена немистическая теория "гипнотического внушения"; и тогда явление сразу же было признано настолько распространенным, что для пресечения использования его лицами, не имеющими медицинского образования, пришлось принимать специальное уголовное законодательство. Подобным же образом стигматы, мгновенные исцеления, одержимость бесами и вдохновения свыше, которые еще вчера определялись в кулуарах науки как "суеверия", сегодня как ни в чем не бывало и даже, пожалуй, с несколько излишней жадностью, наблюдаются, описываются и т.д. – под новой вывеской "случаев истероэпилепсии".

Философствование (как правило, самодовольное) в духе мистицизма может быть просто невыносимо, однако даже при этом оно в большинстве случаев описывает определенные формы феноменального опыта. К такому заключению автор этих строк вынужден был прийти за несколько последних лет; в данное время он полагает, что лучший способ помочь философии состоит в том, чтобы, обратившись к фактам, столь милым сердцу каждого мистика, рассмотреть их с научно-академической точки зрения. К подобному же выводу, похоже, приходят отдельные научно настроенные умы во всех странах мира, и это является добрым знаком. Одним из путей объединения усилий науки и оккультизма оказалось возникшее в Англии и Америке Общество психических исследований; полагая, что оно призвано сыграть не последнюю роль в становлении человеческого знания. Я рад предоставить вниманию читателей краткий отчет о деятельности Общества.

Если верить газетам и салонным сплетням, то объединяет членов этого Общества их идиотическая доверчивость и размягчение мозгов, а его динамическим началом является своебразное "чудопомешатель-ство". Однако более близкое знакомство с ведущими членами Общества выявляет несостоятельность подобных представлений. Председатель Общества профессор Генри Сайджвик благодаря своему несгибаемому критицизму известен как один из самых скептических умов Англии… В числе наиболее активных сотрудников "Записок Общества…" стоят такие люди, как видный английский физик профессор Лодж и видный французский психолог профессор Рише; продолжив список членов Общества, мы встретим много имен, всемирно известных своими научными достижениями. И если бы меня попросили указать научный журнал, в котором бдительность и неусыпное внимание по отношению к возможным источникам заблуждения было бы представлено особенно ярко, я думаю, что мне, пожалуй, пришлось бы указать на "Записки Общества психических исследований". Обычный поток статей, скажем, психологической тематики в других профессиональных изданиях характеризуется, как правило, значительно более низким уровнем критического сознания. Строгие критерии доказуемости, предъявляемые к заявлениям некоторых "медиумов", послужили даже причиной тому, что несколько лет назад от Общества отошел ряд спиритов. Стэнтон Мозес и А. Р. Уэллс, как и многие другие, полагали, что если во всех случаях выдвигать столь завышенные требования, то у любых опытов, основанных на чисто зрительной оценке, вообще отсутствуют какие-либо шансы быть признанными…

ОПИ проделало огромную работу в качестве своеобразного бюро погоды по сбору сведений о таких атмосферных явлениях, как призраки. Нельзя сказать, чтобы в экспериментальном отношении это предприятие вполне оправдало надежды своих основателей. Однако даже' если бы здесь не проводилось никакой экспериментальной работы вообще и если бы ОПИ было не более, чем бюро погоды по бесхитростной ловле спорадических привидений и т. п., я все же склонен был бы считать такую его функцию в научном организме необходимой. Если бы кто-либо из моих читателей, подталкиваемый мыслью о том, что так много дыма без огня не бывает, обратился бы в своих поисках к существующей литературе о сверхъестественном, то он понял бы, о чем я хочу сказать. Эта литература огромна, однако в доказательном отношении она не имеет никакой практической ценности. Конечно, здесь приводится достаточное количество фактов; но описание их столь ненадежно и несовершенно, что в большинстве случаев вызывает стремление не засорять ими свой ум.