Магия на каждый день
Шрифт:
В данный момент Настя пыталась купить туфли: продавщица принесла уже седьмую пару, но Настя все никак не могла понять, чем отличается одна модель от другой. Единственное, чего действительно хотелось, — закрыть глаза и вырубиться на сутки. Надоело вставать в семь утра! Это же просто насилие какое-то! Некоторое время Настя не замечала, что за день не успевает присесть: утром — съемки для какой-нибудь модной сессии, днем — интервью, вечером — работа, ночью — вечеринки, куда ее одевали, красили да еще советовали, как себя вести, чтобы ее личный образ не противоречил
Усталость появилась постепенно: сначала Настя почти привыкла к тому, что вечно не высыпается, — каждый день начинался через усилие; после работы ей хотелось упасть в обморок, подвернуть ногу, заболеть гриппом или просто спрятаться в шкафу, остаться дома или прямо в гримерке, на диванчике, только не ехать никуда. А потом она считала минуты — еще пять, еще десять, еще немного потерпеть, и можно скинуть садистские туфли на высоком каблуке, от которых якобы не устают ноги потому, что их делал — мать его! — гений, и потому, что они стоят тысячу долларов. Но все вранье — впечатление такое, будто в ступни вонзили иголки…
«Мне все это нравится. Очень нравится. Это моя жизнь, я о такой мечтала», — твердила себе самой Настя. Но временами ей казалось, что цена за успех слишком высока. Иногда она не могла понять, где она сама, а где главная героиня, — она зачастую даже думала, как та, из кино, и это пугало. «Что со мной будет лет через пять? В кого я превращусь? В марионетку?» — размышляла Настя.
Сейчас она была уверена — на других актерах так не ездили. Вначале Настя думала, что придирается к Кравицу, но все же поняла: у других есть личная жизнь, свободное время, они не так часто появляются в прессе, их не таскают каждый вечер на тусовки.
— Почему я? — спросила она у Паши. — Чего ты ко мне привязался?
— Потому что остальные в лучшем случае могут надеяться на второй план — это в дальнейшем, в большом кино. А из тебя я делаю звезду класса А, ясно? Ничего, дальше будет легче.
— Как это легче? — возмутилась Настя. — Дальше будет только хуже, если я стану звездой, как ты выражаешься, класса А! Ты же меня совсем затрахаешь!
— Я бы с удовольствием, пупсик, — усмехнулся Кравиц. — Но не чувствую взаимности…
— Ты сволочь, Паша… — стонала Настя, сползая в кресло.
— Ты же готова была душу продать, чтобы попасть в этот проект! — воскликнул Кравиц. — Я тебя предупреждал! И ты согласилась! Так что теперь и твое тело, и твоя душа, и твой талант — все принадлежит мне! И не надо тут выделываться, изображать черт-те что… — Он отдышался. — На вот… — Он покопался в ящике и плюхнул на стол толстую пачку денег. — Купи себе туфли.
— Ты прямо как муж из дешевого сериала, — съязвила Настя.
— Дорогая моя, я посмотрел столько дешевых, дорогих, коротких, длинных, хороших, плохих и отвратительных сериалов, что тебе и не снилось, — усмехнулся тот. — Так что дуй отсюда, пока я нежный и чуткий.
— Паша, ты губишь мою бессмертную душу, — заявила Настя, сметая со стола деньги.
— Ты даже не представляешь, как ты права… — пробормотал Паша
Настя не расслышала его слов, хотела переспросить, но передумала — послала воздушный поцелуй и убежала.
А теперь она уже минут десять смотрит на туфли и не может понять, какие нравятся больше. Да плевать ей на туфли! В кои-то веки выдался небольшой перерыв в съемках — неделя настоящего, с утра до вечера, отдыха, — и вот, все остальные уезжают на дачи, на море или же остаются в Москве и спят до часу дня, а она, Настя, как проклятая мотается с одного интервью на другое, просыпается в семь утра, чтобы в двенадцать быть в загородном отеле, где какой-нибудь особо сообразительный редактор модного журнала затеял очередную фотосъемку под девизом «Русская зима — хит сезона!».
Еще две недели назад она билась в экстазе, когда покупала на свои собственные деньги, заработанные нормальной человеческой работой, одежду, обувь, сумки, — и вот теперь тупо уставилась на невероятной красоты туфельки, и ей ничего не хочется!
— Знаете, я лучше возьму вон те сапоги, — сказала она продавщице и указала на сапоги, которые запали ей в душу еще на прошлой неделе.
Настя точно помнила, что просто с ума сходила от сапог — бредила ими, они ей снились, и решила купить их в расчете на то, что, когда полегчает, она сможет искренне порадоваться обновке.
Выходя из магазина с коробкой, еще раз наткнулась на взгляд женщины в шубе. Насте померещилось, что та смотрела с осуждением. И вдруг ей захотелось броситься к ней и заорать во весь голос: «Чего пялишься, сука!» Несколько опешив от захлестнувшей ее злости, Настя поспешила удрать из магазина, пока не перестала себя контролировать.
Саша поставила на стол тарелку с глазуньей: одно яйцо, три кусочка тончайшего бекона, два кружка помидора, петрушка, перец и приправа. Налила черный крепкий кофе — пусть остывает, — поставила рядом стакан свежевыжатого мандаринового сока.
— Матвей! — закричала она. — Завтрак!
— Иду! — отозвался он.
И тут у Саши замерло сердце: она увидела, что возле чашки рассыпались песчинки сахара. Бросилась за тряпкой, поспешно вытерла стол, схватила полотенце, затерла разводы и только тут вздохнула свободно.
«Черт! Что со мной такое?!» — удивилась она, но тут вошел Матвей, и Саша не успела ответить на вопрос, который беспокоил ее уже некоторое время.
— Я становлюсь образцовым семьянином, — усмехнулся Матвей, целуя Сашу.
— Действительно, — Саша развела руками. — Как-то даже неловко…
— По-моему, надо с этим бороться, — улыбнулся Матвей. — А то я отращу живот, начну подмигивать секретаршам, а ты будешь прятать от меня счета по кредитке и заведешь тайную гардеробную, где после твоей смерти обнаружат триста пятьдесят платьев от Шанель — с бирками и вешалками.
— Ой! — поморщилась Саша. — Тебе надо писать сценарии для триллеров…
— По-моему, нам не хватает немного безумия… — пробормотал Матвей, прижимая к себе Сашу.