Magnum Opus
Шрифт:
Самые лёгкие дети взобрались кто на руки, кто на спины взрослым. Те, кто постарше, шли сами – прыгали по кочкам, кряхтя перелезали брёвна, спотыкались, убегали вперёд – резвились, как козлята. Высокие затяжные песни сменились марширующим речитативом. Тут могла присоединиться и сама Альбара: голос у неё, конечно, не самый звонкий или красивый (особенно сейчас), но зато громкий. Даже если шатуны уже проснулись, то пение их точно напугает, и нет нужды опасаться, что к людям выйдут дикие звери.
Зря они оставили Рожденицу так далеко от деревни.
Летом был долгий спор, где стоит проводить грядущий праздник. Стура говорил, что чем ближе к дому, тем лучше – духу Рожденицы
Обычно Рожденицу проводили в поле, оно и разумнее – на поле больше растений, больше солнца и легче путь. Но семья Альбары уже пять поколений устраивали праздник в лесу – как раз из той мысли, что там поменьше людей. Альбара помнила, как один раз шествие её семьи пересеклось с шествием дома старика Баласея – неудобно оказалось всем. С Рожденицей хочется остаться наедине, а не слышать бормотание других людей. К тому же детишки начали играть, расшалились и здорово всем мешались…
Уже к середине пути все знатно устали. После коротких переговоров ненадолго остановились – передохнуть, поесть, попить, успокоить детей. Предусмотрительно взяли с собой хлеб, овощи и несколько кусков твёрдой, как камень, вяленой говядины. Вилеке снова пристала к Альбаре и по пятому кругу задавала одни и те же вопросы:
«Почему Рожденица проходит весной? Почему мужчины не становятся Рожденицей? А ты почему нет? А можно вместо яглицы приготовить матруху? А что если…»
– Хватит! – это уже не Альбара, уставшая от девочки, крикнула, это расхристанная сердитая Дита заткнула племянницу. Спасибо ей, от чистого сердца.
Вилеке шмыгнула носом и прибилась к остальным детям, нашедшим чем заняться во время перерыва: они взбирались на шатающееся, полуразваленное дерево, и качались на нём вверх-вниз. Хлипкий ствол обвалился, и ребятишки кубарем полетели на землю, но ничего, кроме расшибленных носов, щёк и коленок, их веселье не принесло. После этого, правда, взрослые встали и продолжили путь, пока дети кого-нибудь не убили. Или не убились сами.
Дальнее захоронение было ещё тем неудобно, что никто не мог точно припомнить, где именно была спрятана Рожденица. Когда оно поближе к дому, всё же понятнее: больше знакомых мест, лучше запоминается, кто куда шёл… Но вот сейчас всё шествие кружило по небольшой площади, густо заросшей непроходимым бурьяном, а мужчины спорили сквозь нестройную песню, куда им следует двигаться, и кто сейчас круглый дурак. Дураков не было, однако места, где могла бы находиться Рожденица, тоже. Снова остановились. Песен уже не пели, точнее, дурашливый Авек запевал, но никто его не поддерживал – устали и разозлились. Уже дети начали хныкать, женщины и мужчины разбрелись по сторонам, как нестройное стадо коров.
Рожденицу нашла Ллия. Громким голосом она позвала остальных, а потом долго хвасталась, что лучше всех запомнила дорогу. Рибо ворчал, что она могла бы и раньше выскочить, забыв о том, что сам же перебивал дочь и уверенно вёл процессию не туда. Но он всё равно был очень благодарен Ллие, Альбара такие вещи хорошо чувствовала. Какая разница, кто и как ругается, раз всё удачно обошлось?
А вот и то самое место.
Уютная полянка, отгороженная от всего остального мира оврагом и сгруппировавшимися вокруг кустистыми кедровниками, в ней и светло и темно одновременно. Солнце, падающее на ветки кустарника, создавало на земле пятнисто-полосатый рисунок из кружочков и многоугольных вытянутых фигур. Пробивающийся сквозь замёрзшую землю стебель приобрёл непонятный цвет – серый под ярким солнцем и зелёный в тени.
У него были большие и мощные бутоны. Как у подсолнечника, только крупнее.
Семья оживлённо зашумела: Лалара была худосочной девушкой, и никто не ожидал от неё такого крупного приплода. Альбара посчитала количество бутонов: четыре. Кто бы мог подумать.
Теперь – самое интересное. Женщины выстроились в линию, и Альбара тоже – уже по привычке, никто не ждал, что у неё что-либо получится, но зачем-то её же взяли? Авек затянул песню Рожденицы. Обычно это делала какая-нибудь женщина, но у Авека был такой красивый нежный голосок, что издалека и не разберёшь, что это поёт мужчина. Танец никогда не получался стройным: бабы всё же слишком привыкли работать, а не плясать. Кому-то даже удавалось плавно так опустить руку от плеча вниз, а вот Альбара, кривая и перекошенная, никогда не поспевала за остальными. Ну и начхать, не отвечать перед кнезем. Как хочет, так и делает.
Это ей и раньше никак не удавалось: Альбара не была плясуньей, она не певица и не хохотушка. Она дичилась весёлых сборищ и полностью отдавала себя работе по дому, стараясь ускользнуть от общения с другими, особенно с молодыми. Вура ей сказала, что она уже родилась старушечкой – воля её, это похоже на правду. Ещё и успокаивала: такие раз на раз не приходятся. Да вот только что в этом хорошего?
Вот какая интересная штука: Альбара постоянно себе говорит: «Я не одно, не другое, не третье, не четвёртое». Так кто же она? Старуха, кто ж ещё.
Это слово, обидное и оскорбительное, воспринималось Альбарой простым и естественным объяснением её неестественного состояния. Рожденицы умирают и рождают. Женщины готовятся стать Рожденицами и помогают из всех своих многочисленных сил. Девочки растут, девушки ищут мужей… А кто же такие старухи? Кто же те, кого называют бабушками? Что они могут сделать для дома, семьи, деревни? Альбара по себе точно знала: ничего. Ничего они не могут сделать.
Наконец танец завершился: женщины стали вокруг гигантского, раскинувшегося во все стороны стебля и поднесли ему свои руки.
Эти стебли бывали самыми разными, у каждой женщины не одинаковыми. У Вуры было больше бутонов, тринадцать – нет, четырнадцать, один завял, но и растение получилось маленькое-маленькое, и малыши из бутонов вылезали меньше котят – да какие там котята, с жуков размером! Потом была та ещё забота, чтобы их откормить: треть поумирала, но осталось жить семь или восемь – очень много. Много больше, чем дала её дочь, одна из народившихся в том приплоде, Макфена: у неё всего было двое. Зато, правда, выжили оба, хотя и тоже бутоны выросли незначительные. А тут четыре – и такие большие! Богатыри, не иначе.
И вот песни прозвучала, и вот женщины завершили пляс, но бутоны всё никак не распускались. Все замешкались, растерялись, Альбара в особенности. Что такое произошло? Как?..
– Да дуры, – крикнул старый, сын Вуры, – в другую сторону надо!
– В ту… – ответила Дита. Но повторили ещё раз. Танец, песня, хоровод. Один из бутонов будто бы зашевелился, но тут же застыл – а шевелился ли он вообще?
Стали думать, что пошло не так. Тут-то и пригодился опыт Альбары… но нет – раньше такого она не припомнит. Всегда было танец, песня, хоровод. Может, Авек не дотянул? Но он и в прошлый раз пел… Старческая мудрость предполагает знания ответов на вопросы, но то-то было и оно, что Альбара не понимала, что происходит и никак не могла это объяснить. Может, Рожденица разгневалась? С чего бы?