Мах-недоучка
Шрифт:
— Значит, там, в лесу, ты меня обманул, а на самом деле не любишь?!
— Наконец-то дошло! — поспешила добить соперницу благородная Анюта. — Меня он любит, милочка, меня и больше никого! Заруби это себе на носу! А ты — всего лишь мимолетное увлечение! Сама подумай, какая из тебя баронесса, с твоими-то манерами? Только не надо трагедию разыгрывать. Небось сама Маха окрутила, а теперь строит тут из себя несчастную жертву…
От убийственной логики графской дочки Лула вдруг впала в какое-то странное оцепенение, она даже перестала вырываться из крепких рук рыцаря. Вместо этого она застыла на месте, распрямив спину, расправив плечи и гордо вскинув голову. Простояв так без малейшего движения секунд пять, она
Почувствовав неладное, Анюта истошно завизжала, Лула же стремительно сорвалась с места… Но прыгнула она не на перепуганную соперницу, а в открытое окно.
Пару секунд Мах, Анюта и Верд пребывали в оцепенении, но едва к ним вернулась способность двигаться, они, подстегиваемые самыми нехорошими предчувствиями, со всех ног бросились к окну. Шутка сказать, комната Верда располагалась аж на четвертом этаже замка.
В отличие от оборотней курасы довольно редко меняют обличья, а некоторые за всю жизнь не переживают ни единого перевоплощения. И не потому, что курасы не хотят превращаться или им это не нравится, дело в том, что они не могут при этом владеть собой. У курасов перемена обличья совершается неожиданно для них самих. Раз — и вместо маленького кураса, доброжелательного и умного, он уже огромный ящер, злобный и тупой.
Когда у Лулы лопнуло терпение, с ней это и случилось. Поэтому, когда Верд, Мах и благородная Анюта выглянули в окно, изломанного тела Лулы под стенами замка они, к счастью, не обнаружили. Зато они увидели огромную грязно-серую драконицу, которая с удивленным выражением на клыкастой морде спокойно парила этажом ниже. Драконица тоже заметила высунувшихся из окна людей и, радостно пискнув, замолотила крыльями, быстро набирая высоту. К счастью, все трое успели отскочить, и зубастая пасть, звонко клацнувшая в оконном проеме, не причинила им никакого вреда. Разочарованно взревев, драконица попыталась было просунуть голову в окно и продолжить охоту, благо гибкая полуторасаженная шея вполне это позволяла. Но тут в ее бронированное брюхо вдруг ударил здоровенный обломок скалы, влетевший в очередную брешь защитного купола. Камень был уже на излете и особого вреда драконице не причинил, но разъярил изрядно. Обиженно взвыв, она ловко развернулась в воздухе и полетела на катапульты.
— Не-ет! Стой! Вернись! — закричал вслед драконице Верд, в отчаянии заламывая руки.
— Отец, в чем дело? — забеспокоился Мах.
— Она сейчас разнесет наш купол! — сдавленным от волнения голосом пояснил старый барон.
— А разве купол не отбросит ее, как отбрасывает камни? — спросила Анюта и, не дожидаясь ответа, продолжила — Сейчас ка-ак врежется лбом! Бедная девочка, мне ее даже жалко — у нее наверняка вскочит на лбу огромная шишка. И она станет драконом-единорогом.
Когда говорливая барышня наконец замолчала, старый барон объяснил:
— Она не камень, она дракон. А драконы к магии мало чувствительны. Заклинаний, из которых сплетен наш купол, она даже не заметит. Вот, смотрите! Что я вам говорил!
И вправду: драконица без усилий преодолела магический барьер.
— Видите, какая огромная дырища осталась после нее. Такую нам уже вряд ли удастся залатать. Теперь купол развалится. О-о, это конец!
За пределами купола на драконицу обрушился целый град камней. Ни на мгновенье не переставая реветь от боли и обиды, Лула обрушила свое бронированное тело на дюжину стоящих рядком катапульт и начала с остервенением крушить все вокруг,
А между тем от дыры, оставленной драконицей, по магическому куполу во все стороны поползли трещины, и он, как и предсказывал барон Верд, начал разваливаться.
Лула поднялась на высоту, где стрелы не могли ее достать, и начала кружить над армией безликих, время от времени испуская скрипучие крики.
Вдруг из вражеского лагеря в сторону драконицы потянулось что-то вроде голубоватого смерча.
— Зачем это им? Вот ведь злобные твари! — вновь забеспокоился барон Верд.
Беспокойство отца передалось и сыну.
— Что это? — спросил Мах.
— «Драконий смерч». Единственная волшба, против которой дракон бессилен, — пояснил Верд.
— Что, этот смерч ее убьет? — с едва скрываемым злорадством полюбопытствовала Анюта.
— Ну что ты! Дракона нельзя убить магией. «Драконий смерч» — это ловушка, он как бы завораживает дракона. Когда смерч поднимется достаточно высоко, наша драконица сама влетит в его воронку и будет оставаться там до тех пор, пока безликие не снимут заклятье. Положение у нее будет как у собаки на цепи… О Создатель, а ведь эту «цепь» можно подтянуть! Похоже, они хотят с помощью смерча заставить ее снизиться, а потом — в упор расстрелять из катапульт и арбалетов!
— Смотрите, смотрите, что она вытворяет! — восторженно заверещала Анюта, упоенная разворачивающимся в небе представлением. — Похоже, птичка уже у них в силке.
— Ничего не понимаю… — развел руками барон Верд. — На таком расстоянии смерч вряд ли способен ее заарканить. Не иначе она сама что-то задумала.
Между тем серая драконица стремительно снижалась, причем на сей раз не к катапультам. Она летела в ту часть лагеря, откуда поднимался смерч. Саженях в десяти от земли она резко замедлила полет; голубой смерч к этому времени вырос саженей до пяти. Похоже было, что драконица поначалу намеревалась опуститься на землю шагах в тридцати левее смерча, но, поравнявшись с ним, резко сменила направление и, как и предсказывал барон Верд, покорно направилась к его воронке. Но прежде чем влететь в нее, Лула вдруг изогнула шею, широко распахнула пасть и исторгла в сторону вражеского лагеря мощную струю огня. Точно такого же, как она сама, грязно-серого цвета!
Вот так, совершенно неожиданно, Маху открылась тайна древнего заклинания Крылатого клана курасов.
В том, что это тот самый огонь, Мах с Вердом убедились уже через несколько мгновений: «Драконий смерч», сотканный магией безликих, начал таять буквально на глазах. Драконица вынырнула из полурастаявшей воронки, победоносно взревела и лихо взмыла в поднебесье.
Между тем во вражьем лагере началась самая настоящая паника. Рыцари и солдаты, на глазах у которых начальники-бароны вдруг стали превращаться в жутких уродов, бросали знамена и со всех ног улепетывали во все стороны, прочь от стен неприступного замка.
К этому времени магический купол совершенно исчез. В замке Палуча запели боевые трубы, и из ворот четким строем вышел отряд графских стражников, в котором было едва двести человек — жалкая горстка по сравнению с многотысячной осаждающей армией. И все-таки отряд развернул знамена и ринулся на врага. Но никакого боя не получилось: обезглавленное неприятельское войско не оказало людям графа никакого сопротивления. Рыцари и солдаты сами склоняли знамена, выдавали лишившихся ума безликих и толпами сдавались на милость победителей. А через несколько часов с радостью присягали на верность настоящему королю Савоклу.