Малахит
Шрифт:
Глухо вскрикнув, Лесоруб бросился в лес. Всадник спрыгнул с коня и побежал за ним. К всаднику присоединился тот милиционер, что остался цел после нападения, а из-за поворота показались еще двое конных.
— Стоять! — закричал один из милиционеров, и Лесоруб бросил тяжелый, мешающий бежать топор. Крысеныш, испуганный и ошарашенный, скользящим, невидящим взглядом смотрел на все вокруг. Едва не коснувшись его, пронеслись мимо вооруженные люди. Страшный, с головой, похожей на расколотую бочку, лежал на дороге труп. Раненый лежал рядом и тело его сводила мучительная судорога. Деревья кололи угасающее небо деревянными иглами голых ветвей. Страшно и плотоядно
Крысенышу показалось, что раньше он уже видел такой топор, и даже часто — каждый день. Но тогда он не хотел верить, что темные пятна на нем — кровь. Он не хотел верить, потому что топор принадлежал его отцу!
Всплеснув руками, Веточка бросился в лес. Погоня была слышна издалека: и лесоруб, и преследователи ломились через кусты и бурелом, не разбирая дороги.
— Папа! Отец! — Веточка кричал изо всех сил, не понимая, что делает, но, к счастью для него, его не слышали ослепленные страхом и возбужденные азартом погони люди.
Они загнали Лесоруба в топь. Слепому было видно, что дальше дороги нет, но деваться ему было некуда. Он зашел в болото по пояс и начал тонуть. Наемники смотрели, как он погружается глубже и глубже. Но Лесоруб был упрямым человеком. Он нащупал рукой твердую кочку и стал подтягиваться вверх.
Веточка подбежал к болотцу в тот момент, когда отец уже опирался на колено. Но тут опять свистнул нож. Лезвие вошло точно в шею. Дернувшись от резкой боли Лесоруб качнулся назад, упал навзничь, болото приняло его мертвое тело и поглотило с довольным утробным звуком…
Все потемнело. Веточка сам будто погрузился в болото. Вокруг была только серо-зеленая жижа и холодные синие огни. Мимо него проплывали мертвецы. Они силились что-то сказать, но рты их были залеплены грязью. Они размыкали губы, но исторгали из ртов только грязные пузыри.
Мертвецы получили отца. Теперь они хотели получить сына. И Веточка побежал от них прочь. Он был маленьким и юрким, и ловко перелезал через поваленные деревья, а они были мертвы, и болото держало их — он сумел уйти.
— Вот щенок, зараза, — ругался милиционер, садясь на лошадь. — Ушел, сукин сын.
— Да ладно, — отвечал его товарищ. — Что тебе с того? Просто мальчишка.
Болотный туман понемногу рассеивался, и вместе с ним исчезал испуганный, истерзанный Веточка.
Крысеныш даже успел вернуться к хозяину вовремя.
Лицо отца — вот что мучило его теперь. Бессмысленные, жестокие глаза, рот, открытый так, будто Лесоруб собирался съесть что-нибудь особенно вкусное… Веточка видел его таким всего мгновение, и не знал — правдиво ли это ужасное воспоминание. Память говорила — да. Сердце отказывалось верить. Сердце помнило его другим. Ведь когда-то это был сильный человек, который помогал людям строить дома, брался за любую работу, и на праздниках плясал так, что в ужасе вздрагивали растущие за деревней сосны. Веточка оплакивал этого человека и ненавидел другого — того, кто научил его ненавидеть. От этих мыслей голова его раскалывалась пополам — ему казалось, еще немного, и он снова станет Крысенышем. Крысенышу было проще. Он жил сегодняшним днем, выше всего ценил собственную жизнь и с легкостью отказывался от любви.
Но Веточка держался изо всех сил. Он все еще ждал Золотко, и не мог представить, чтобы ее в день возвращения встретил тот, другой.
И поэтому он мёл, стирал, готовил, пел малышам песенки,
Глава 5 Гать
Не думать о страшном не получалось, потому что Веточка был убийцей. Веточка — не Крысёныш. Он теперь хорошо помнил тот день, о котором так надолго забыл.
В тот день он возвращался домой с покупками.
Покупок было немного — два каравая хлеба да мешочек сушеных яблок. Пустой бидон из-под молока болтался на боку. С неба валил мокрый мартовский снег. Веточка шел, время от времени сбегая с тропы поиграть. Сначала скатился с пригорка на куске коры. Потом влез на свое любимое дерево, ствол которого делился на три толстых сука, а между ними получалась широкая площадка, где очень удобно было сидеть. Мальчишка собрал снег, налипший на ветки, и стал играть в высельчанина, которого окружили милиционеры. Снежки, превратившиеся в тяжелые камни, летели в головы врагов. Врагами были кусты, и они тряслись от боли и страха, когда в них удавалось попасть. Конечно, мама сильно ругала его за такие игры, если он случайно о них проговаривался. Он и сам понимал, насколько опасны болота, и как важно здесь следовать тропе, но Веточка привык жить в окружении топи и не бояться. Пару раз случалось так, что он мог и не выбраться, но он почему-то всегда выбирался.
Снежки кончились, и мальчик достал из сумки краюху хлеба, которую Курочка дала ему с собой в дорогу. Он поел и уже собирался спуститься с дерева, когда увидел, что к тропе, прячась за кустами, подкрадывается мужчина. По рукаву, перехваченному черными лентами, Веточка узнал в нем милиционера.
Он замер у самой тропы, и мальчишке стало интересно, кого он ждёт. С дерева тропа была видна ему хорошо. Он раньше наемника заметил двух взрослых и ребенка, которые шли по ней. Снег медленно падал с неба крупными хлопьями. Снежинки оседали на золотых волосах, выбившихся из-под капюшона девочки. Она показалась Веточке удивительно красивой. Ей было страшно — она испугано смотрела по сторонам, и чуть что хватала за руку мужчину. Но он высвобождал свою ладонь: Веточка заметил, что за поясом у мужчины — длинный нож и латунная колотушка. Обеспокоенная женщина, которая шла сзади, придерживала девочку за плечи.
Милиционер заметил людей. Из-за куста, вжавшись в снег, он смотрел, как они идут по тропе, ведущей вглубь болот.
Наконец люди скрылись из глаз. Наемник встал и начал отряхивать от снега полушубок. В этот момент он увидел Веточку.
— Э! А ну-ка слезай с дерева! — крикнул милиционер. — Ты что тут делаешь?
Веточка послушно спрыгнул в снег. Наемник схватил его за шиворот и, ни о чем не спрашивая, поволок в лес — прочь от болота.
Они остановились на заснеженной поляне. Здесь было пусто, только снегири сидели на ветках рябины и время от времени роняли в снег яркие гроздья ягод. Потом послышался топот копыт и из-за деревьев на громадном рыжем жеребце выехал богато одетый человек. За ним скакали еще пятнадцать наемников — на лошадях похуже.
— Ну? — спросил главный.
— Они. Были здесь. Прошли по тропе. В болото, — в голосе милиционера были страх и неуверенность. Он боялся этого человека.
Главный натянул удила, конь под ним нервно заплясал. Тяжелый посох описал в воздухе дугу и опустился на плечо говорившего. Видимо, удар был сильным, но подчиненный не рискнул издать ни единого звука и всем своим видом выражал униженную покорность.
— Я что приказывал?! — крик эхом раздался в лесу. — Что я приказывал?!