Малайсийский гобелен
Шрифт:
– У меня нет друзей,- сказал я.
– Кто?
– Она тоже забеспокоилась.- Назовите себя.
Дверь отворилась. На пороге стояла девушка с фонарем в руке. Это была Летиция Златорог.
Ла Сингла и я вошли в комнату. Ни слова не говоря, я упал на кровать.
В комнате был еще и Бонихатч. Он все еще держал маску-цветок. Он внимательно посмотрел на меня и покачал головой.
Ла Сингла все взяла на себя. Она стянула с меня ботинки, стащила одежду и одновременно попыталась удалить моих гостей.
Бонихатч извиняющимся тоном, но твердо объяснил, что он и Летиция прислуживают на свадьбе, чтобы немного заработать, а сейчас они свободны. Они видели драку и то, как меня выбросили на улицу, и пришли навестить меня. Они надеются, что теперь я пойму, кто мои настоящие друзья, а кто враги, и присоединюсь к прогрессистам, где мне окажут достойное уважение.
– У меня нет друзей, Бонихатч. Просто я вам сейчас нужен.
– Кончай жалеть себя.
– Уходите. Я с вами не ссорюсь, но знаю, что Бентсон мертв. Государственная полиция вас тоже схватит.- И я рассказал им все, что видел.
– За что они убили его?
– спросила Летиция.
– Не беспокойте Периана. Он так истощен,- сказала Ла Сингла.
– Ты тоже должна понять,- сказала Летиция, повернувшись к Ла Сингле.Бентсон был очень умным человеком и почти уговорил Гойтолу перейти на свою сторону. Они бы многое изменили в Малайсии. Даже пьеса "Принц Мендикула" открыла бы дорогу другим пьесам с более глубоким социальным содержанием. В прологе "Мендикулы", который должен был завтра на торжестве читать Бентсон, обличается коррупция богатых и рассказывается о горестях нищих.
– Чтобы спасти свою паршивую шкуру, Гойтола сдал Отто властям. Он полностью заложил его,- сказал Бонихатч.- Революционный комитет может принять решение примерно наказать Гойтолу. Ты будешь возражать против этого решения?
– Я сейчас ничего не соображаю. Невозможно что-нибудь изменить в Малайсии. Я буду работать на себя.
273
Ла Сингла варила на кухоньке кофе, но она высунула оттуда прекрасную головку и крикнула'
– Первородное проклятие магов гласит, что в Малайсии никогда не произойдут перемены.
– Просто большинству кажется, что стабильность - это хорошо,- сказала Летиция.- Только самые бедные и отчаявшиеся тоскуют по переменам.
Она была слишком бесстрастна в этот вечер. И держалась как-то отстранение.
– Все это чушь собачья,- закричал Бонихатч.- Не было никакого первородного проклятия. Все легенды о происхождении Малайсии - как и вздор, будто люди произошли от животных,- абсолютный обман, предназначенный для того, чтобы оболваненными людьми было легче управлять. Бентсон часто рассказывал мне о просвещении в Толкхорне. Там они плюют на весь этот заплесневелый бред, которым здесь пичкают с рождения. Все тут надо изменить, все каленым железом выжечь!
Я лежал без сил и слушал их всех. Летиция серьезно, как будто повторяя урок, убеждала Ла Синглу:
– Конечно, люди, поколение за поколением, привыкают к постоянству. Стабильность - это мир А во всем мире обычным средством для перемен является война. Мой дядя говорил мне, что турки не могут покорить Малайсию, потому что первородное проклятие или вера в него не подпускают к нам ни войн, ни изменений. Большинство людей интуитивно признают это.
– Я всего лишь актриса. Это не мое дело. Я хочу, чтобы Перри спал. И, в отличие от тебя, мне не нужны никакие войны.
Бонихатч бросил свою маску и вмешался в разговор, с уверенным видом поучая Ла Синглу.
– Война для человечества - величина постоянная. Она существует и в Малайсии, только в другом виде и на другом уровне. Одну из жертв этой войны ты только что доставила домой. У нас не слышно грома пушек и не бросают копья, никого не насилуют и не режут. Но в нашем обществе постоянно идет скрытая война и она такова, что даже среди любовников обнаружишь борьбу, вражду, недоверие, предательство, а не одни только раздвинутые женские ноги.
Я издал нечто вроде смешка. Армида, классовый враг Бони-хатча, сказала как-то то же самое и почти в тех же словах. Ла Сингла только отмахнулась от его поучений.
– Я знаю гораздо больше тебя, молодой человек, о раздвинутых ногах. Выпей немного кофе. Тебе так же плохо, как и Периану Нужно видеть радость в жизни и не думать о таких
274
ужасных вещах.- Она торопливо прошла в комнату, неся глиняные кружки, наполненные горячим кофе, от которого поднимался пар.
Она встала возле меня на колени, я с благодарностью принял кружку и погладил ее по пухлой щечке.
– Так-то лучше. Доброжелательность никогда никому не вредит Бунтарство бьет всех, не разбирая,- сказала она.
– Мы выступаем только против богатых и привилегированных,- сказал Бонихатч.- Мы проследим за этим!
Кофе немного оживил меня. И у меня прорезался голос.
– Высокомерие богатых,- вот что я ненавижу,- сказал я.- Что там должно быть в бентсоновском предисловии к "Мендикуле"?
– Но сам-то ты испытывал высокомерие - твое собственное слово - по отношению к старику. А мы с Петицией любили его. Мораль пьесы очевидна, но Отто хотел немного усилить ее в предисловии. Люди типа генерала Геральда или Мендикулы так привыкают не обращать внимания на чувства своих подчиненных и подданных, что теряют способность сами что-либо чувствовать. Их любовь оборачивается жаждой полной власти. Любовь становится еще одним средством в борьбе за власть.
– А женщины становятся просто пешками, которые можно разменять по ходу партии и которые, как состояние, можно приобрести или потерять,- сказала Летиция.- Ты пробовал эксплуатировать меня, Периан, или, может, уже забыл об этом?
Я схватился за голову:
– О черт, и ты туда же! Ты и сама не прочь была извлечь из меня выгоду Вы, ребята, заблуждаетесь. Женщины не пешки. Они точно так же могут навредить, как и мужики.
– Если ты имеешь в виду Армиду,- резко сказала Летиция,- она безнадежная пешка, заложница своего классового происхождения. Она дурачила тебя, потому что в условиях лживого общества она не могла открыть в себе настоящие чувства.