Мальчик для бритья
Шрифт:
– Это тот, который утверждает, что если где-то убыло, то в другом месте должно прибавиться.
Все облегчённо вздохнули.
– Так вот: это чушь полная!
– Врёшь!
– не согласился Ивашкин, но явно лишь для того, чтобы подразнить.
– Никак нет. Вот, допустим, у меня есть знания. Я делюсь ими с товарищами, но у меня их не становится
– Ну, ты, Миха, гений!
– заголосили вокруг.
– Жаль, с водкой у нас такого не получится.
– Ивашкин выжал в стакан последнюю каплю.
Снег хрустел под ногами, запоминая форму ботинок, ступивших на него — он злопамятен, но не вечен и безнадёжно слаб. Михеев указательным пальцем поманил к себе «духа».
– Освобождаю тебя на сегодня от трудовой повинности.
Лопоухий «дух» подобострастно закивал головой.
– Иди в казарму и сочини на вечер новую песню. Что-нибудь грустное, философское.
– Есть, товарищ сержант!
Он побежал выполнять задание, страшась не успеть, а Михеев, уж в который раз, посмотрел в сторону забора, за которым не было ровным счётом ничего: ни таинственного склада, ни громадного куба посередине, ни даже дырки, прикрытой прогнившей доской. Там лишь тянулись провода, провисшие чуть ли не до самой земли, на которых расфуфыренные воробьи морозили свои розовые лапки.
Он убедился, что толпа прилежных «духов» справляется с работой, зевнул и пошёл искать своих.
Перед самым ужином он заглянул в казарму — пополнить запас сигарет. То, что он увидел, повергло его в моментальную ярость: откомандированный на пост поэт дрых на кровати, нагло сопя и шевеля во сне губами. Михеев не стал орать и даже наоборот — постарался подкрасться к нарушителю как можно тише, по дороге выдумывая казнь. Не доходя шагов двух, он почему-то затормозил, остановился и взял с тумбочки листок.
Есть люди, которые ходят пешком,
у них две руки и одна голова,
они ночью спят и работают днём,
и мысли свои облекают в слова.
Они свой последний кусок отдадут,
от смерти спасут, заслоняя собой,
и скор на расправу их праведный суд,
и кровь их еретиков льётся рекой.
Так было задумано, предрешено,
не мной, не тобой, не вчера и не вдруг,
сиди и смотри - это просто кино -
как мерно вращается времени круг.
Не плачь о потерях, не смейся, не пой,
не тешь себя верой в карающий ад,
пока еще можно, смешайся с толпой
и спрячь за повязкой восторженный взгляд.
Мелкие клочки бумаги завертелись осенними листьями, нарушая казарменную чистоту. Михеев оставил их довершить свой недолгий полёт, а сам вышел обратно на мороз и потопал в сторону столовой.
Сергей Боровский
Houston, 2012