Мальчик из Гоби
Шрифт:
«Ты видела красных, а? Какие они по-твоему, хорошие или плохие?» И он вытянул передо мной большой палец, а затем мизинец. Я показала мизинец, пусть радуется. Беляк криво усмехнулся и отошел.
Все, казалось, шло хорошо. Беляки не стали заходить в нашу юрту, сели на коней и отправились в путь. Но, отъехав на некоторое расстояние, один из них вдруг обернулся и, показав на юрту Яндан-гуая, что-то сказал. Носатый повернул коня и подскакал к юрте.
«Чье это седло? — заорал он. — Здесь красные!
Все внутри у меня оборвалось: ведь это я положила русское седло Нины у задней стены юрты и совсем про него забыла. Что я наделала! Своими руками отдала Нину врагам.
Подъехал второй всадник. Он соскочил с коня и набросился на Яндан-гуая: заломил ему руки за спину, связал и потащил к первому. Тот наставил на старика винтовку:
«Говори, где красные?»
Что тут началось в хотоне! Заревели дети, закричали женщины, заметались овцы; не выпуская подойника из рук, вся в слезах прибежала жена Яндана и упала на колени рядом со стариком.
И все это из-за меня. Спрячь я проклятое седло — ничего бы не произошло. Но недаром говорят: «Сам упал с коня — нечего плакать». Я и не плакала, только смотрела во все глаза.
Между тем носатый вплотную подъехал к связанному Яндану и принялся бить его тупым носком своего черного сапога по спине.
«Чье седло, отвечай!»
Его черные большие зрачки так и впились в лицо старика.
«Седло мое», — спокойно, без всякого страха ответил Яндан-гуай, глядя беляку прямо в глаза.
«Откуда достал?»
«У русского скупщика шерсти».
«Врешь, старый пес! Показывай, куда спрятал красного. И побыстрее — не то пулю в лоб!» И он ударил Яндан-гуая прикладом по голове. По лбу старика потекла кровь.
«Смилуйся, господин, пощади старика!» — зарыдала Янжима, цепляясь за сапоги белогвардейца.
Он с силой толкнул ее: бедная женщина упала навзничь, опрокинула подойник, молоко растеклось по земле.
Больше я не могла выдержать: вскочила, подбежала к Яндан-гуаю, заслонила его собой.
«Зачем убивать ни в чем не повинного старика? Убей лучше меня!» — закричала я и хотела добавить: «Это я — красная», но Яндан-гуай так посмотрел на меня, что я умолкла.
Стойкость и выдержка Яндан-гуая придавали мне мужество: я выпрямилась и гордо смотрела перед собой, прямо в дуло винтовки.
«Обыщи-ка эту юрту!» — скомандовал носатый, а сам направился в соседнюю.
Солдат, тот, что связал руки Яндан-гуаю, пошел прямо в его юрту. Янжима и я поспешили за ним. Солдат перевернул на кровати все дэлы, потом отодвинул сундук под бурханом и двинулся туда, где на подстилке стояла всевозможная утварь.
«Ну, — решила я, — все пропало». Но беляк первым делом открыл ящик, где хранилось съестное, вытащил оттуда кусок вареного мяса и принялся жевать.
Янжима быстро смекнула, что надо делать, и налила беляку большущую пиалу водки. Тот закусил, выпил и, довольный, вышел из юрты. У меня отлегло от сердца.
Они обшарили все три юрты, но так ничего и не нашли. Яндан-гуай не мог скрыть радости: даже морщины на лбу у него разгладились, коричневое от загара лицо посветлело. Он незаметно кивнул мне, словно говоря: «Ну, вот и обошлось. Вот и хорошо».
Беляки уехали из хотона, но не одни: прихватили с собой меня и Яндан-гуая. Янжима долго бежала за нами вслед, ее громкие рыдания, растрепанные седые волосы вызывали во мне нестерпимую боль…
— А потом, куда она девалась потом? — чуть слышно спросила Нарангэрэл.
Бабушка глубоко вздохнула.
— Отстала помаленьку. Что делать? Чтобы жить — надо уметь терпеть…
VI. Пленение белых
— Беляки увозили нас с Яндан-гуаем все дальше и дальше.
Руки, связанные за спиной, затекли, ныли от боли, без седла я с трудом держалась на лошади. А тут еще полная неизвестность: куда тебя везут, где и когда прикончат? Как там Нина? И что будет со старухой? Эти мысли неотвязно мучили меня. Ни о чем другом не было сил думать.
Солнце уже клонилось к закату, усилился ветерок, на небе клубились темные тучи — собирался дождь, а беляки всё ехали и ехали, не останавливаясь, не отдыхая, только клевали носом да раскачивались в седле, словно дятлы, без устали долбящие сухое дерево.
Село солнце, начали сгущаться сумерки. Беляки наконец остановились на небольшой полянке. Как видно, они собирались ночевать: всадники спешились и привязали коней.
Высокий развязал мне руки и приказал собирать хворост. Пользуясь случаем, я незаметно подошла к Яндан-гуаю — он сидел, прислонившись к стволу толстого дерева. Руки у него были стянуты за спиной.
«Ну, как вы себя чувствуете?» — тихо спросила я.
«Ничего… Руки вот только немеют…»
«Подождите, я попробую ослабить веревки».
«Что ты! Не надо, — встревожился Яндан-гуай. — Заметят — совсем худо будет. Проследи лучше, куда они свои ружья положат. И разведи им хороший костер: согреются, крепче заснут. А там поглядим, что нам делать!»
Я набрала большущую охапку сушняка и притащила ее белякам. Носатый чиркнул спичкой, ветви тотчас же занялись, запылало яркое пламя. Беляк вытащил из сумки, притороченной к седлу, банку консервов, нагрел ее и, открыв, разделил со своим напарником.
Покончив с едой, он принялся было допрашивать меня, но его так разморило, так сильно клонило ко сну, что он очень скоро бросил эту затею, тем более что я твердила одно и то же — ничего, мол, не знаю.