Мальчик из леса
Шрифт:
– Ох, Уайлд, – сказала она чересчур ласково. – Ну почему именно сегодня?
Может, не стоило к ней приходить. Может, было бы лучше, если бы к ней зашла Хестер.
– Я насчет Наоми Пайн, – сказал он.
Аве стало интересно. Она оглянулась, вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь.
– Насчет Наоми? С ней что-то случилось?
– Она пропала.
– То есть как это – пропала?
– Она твоя ученица, верно?
– Вроде того.
– Вроде того? Поясни.
– Сперва ты поясни. Что значит
– Ты заметила, что она не ходит в школу?
– Решила, что она приболела. – Ава поплотнее запахнула махровый халат. – Ничего не понимаю. Почему ты спрашиваешь про Наоми?
– Пытаюсь ее найти.
– Но почему? – Уайлд не ответил, и Ава продолжила: – С отцом ее разговаривал?
– Мой коллега разговаривал. – Так проще, чем объяснять про Хестер.
– И что?
– Отец говорит, что Наоми в гостях у матери.
– Так и сказал?
– Да.
– Наоми давно уже не общается с матерью. – Теперь Ава встревожилась по-настоящему.
– Да, мы в курсе.
– А ко мне почему пришел?
– Кое-кто, – так снова проще, – сказал, что вы с ней дружите.
– Все равно ничего не понимаю. Почему ты ищешь Наоми? Тебя кто-то нанял?
– Нет. Попросили об услуге.
– Кто попросил?
– Не могу сказать. Ты не знаешь, где ее искать?
Дверь у нее за спиной отворилась. В проеме возник здоровенный мужчина с очень длинной бородой. Он посмотрел на Аву, на Уайлда и сказал:
– Привет.
– Привет, – отозвался Уайлд.
Бородач снова посмотрел на Аву:
– Я, пожалуй, пойду.
– Не спеши, – сказал Уайлд. – Я ненадолго.
Бородач еще раз посмотрел на Аву. Затем кивнул, словно прочел ответ у нее на лице, и спросил:
– В следующий раз?
– Да, конечно.
Бородач поцеловал ее в щеку, хлопнул Уайлда по спине и неторопливо спустился с крыльца. Забрался в «GMC Террейн», сдал назад и помахал на прощание рукой. Уайлд повернулся к Аве и задумался, не стоит ли извиниться. Ава отмахнулась:
– Заходи.
Уайлд сел на тот же красный диван, где они с Авой впервые поцеловались, и обшарил комнату быстрым взглядом. С тех пор как он провел здесь три дня, в комнате почти ничего не изменилось. На стенах появились две новые картины, висели они почти ровно: акварель с изображением измученного лица и написанный маслом пейзаж. Гора Хувенкопф, недалеко отсюда.
– Твои работы? – спросил он.
Ава помотала головой:
– Учеников.
Уайлд так и думал. Ава не любила показывать свои картины. «Это личное, – однажды ответила она на его вопрос. – В них слишком много от меня. И все недостатки сразу бросаются в глаза».
– Не Наоми рисовала?
– Нет, – сказала Ава. – Но ты давай, не стесняйся.
– В смысле?
– Поправь их. – Она показала на стену. – Я же знаю, что у тебя руки чешутся.
Ночами,
Когда Уайлд начал поправлять рамы, Ава села в кресло в другом углу комнаты, подальше от него.
– Ты должен рассказать, почему ищешь ее.
– Нет, не должен.
– Прошу прощения?
Он закончил возиться с акварелью.
– Некогда объяснять. Ава, ты мне доверяешь?
– А стоит? – Уайлду показалось, что голос ее прозвучал резковато. Она откинула прядь волос с лица, помолчала. – Да, Уайлд, я тебе доверяю.
– Расскажи мне про Наоми.
– Я не знаю, где она, если ты об этом.
– Но она же твоя ученица?
– Пока нет, но скоро будет.
– Не понял?
– Я посоветовала ей записаться на курс основ акварели. В следующем семестре. Тогда она и станет моей ученицей.
– Но ты с ней уже знакома?
– Да.
– Как вы познакомились?
– Три дня в неделю я дежурю в столовой. Прискорбно, но после сокращения там людей не хватает. – Она подалась вперед. – Ты же сам учился в этой школе, верно?
– Да.
– Не поверишь, но когда мы… – Она подняла глаза к потолку, словно подбирая нужное слово; пожала плечами и продолжила: – Были вместе, я понятия не имела, кто ты такой и какое у тебя прошлое.
– Знаю.
– Откуда?
– Это всегда заметно.
– Другие как-то иначе к тебе относятся, да? Ладно, проехали. Не важно. В школе ты был изгоем, да?
– В какой-то степени.
– В какой-то степени, – повторила она, – потому что ты сильный, красивый. Наверняка спортивный. Полная противоположность Наоми. Она пария, Уайлд. Целиком и полностью, с головы до пят. Такая вот девочка. Одноклассники ее изводят. Понимаю, так говорить некрасиво, но по какой-то причине она пробуждает в окружающих этот инстинкт. Ту часть человеческой натуры, о которой не принято говорить. Каждый из нас с удовольствием смотрит этот спектакль. Лишь отчасти, но тем не менее. Как будто Наоми заслуживает такого отношения. И дело не только в учениках. Преподаватели тоже нет-нет да улыбнутся. Я не говорю, что им нравятся все эти издевательства, но никто не пытается защитить Наоми.
– Никто, кроме тебя.
– Да, я пытаюсь. Иногда от этого только хуже. Понимаю, это всего лишь отговорка, но когда я за нее заступилась… скажем так, толку не было. Короче, теперь я поступаю так: делаю вид, что она провинилась, – кстати говоря, поначалу я надеялась, что одноклассники смогут такое оценить, – а в качестве наказания запрещаю ей обедать в столовой. Вместо этого отвожу ее в кабинет изо. Если не дежурю по столовой, сижу с ней. Других учеников это не вразумило, но по крайней мере…