Мальчик с открытки
Шрифт:
Вот и стала лгать подружкам, чего раньше не делала.
Софья очень обрадовалась гостям, усадила пить чай с пряниками и конфетами-батончиками, а потом, чтобы не мешать им, вышла на улицу подышать свежим воздухом.
– Она совсем ничего не видит? – спросил Вадим, когда захлопнулась за старушкой дверь.
– Говорит, что кое-что видит, особенно по утрам, какие-то светлые пятна стоят в глазах, она ослепла пять лет назад, - пояснила Тинка.
И неожиданно для себя разоткровенничалась о Софье. Та росла вместе с бабой Маней, училась в одной с ней школе,
В войну воевала, как и её муж. В блокаду Ленинграда потеряла дочь. После войны муж стал учёным, она работала в горкоме партии. Когда умер муж, Софья стала слепнуть, и младшая её сестра, которая тоже жила в Ленинграде, перевезла старушку в Караяр.
– Я тебе уже об этом говорила, - проговорила Тинка, грустно улыбнувшись, и тут же оживилась: - По просьбе Софьи сестра выслала ей багажом книги, такие, каких даже в районной библиотеке нет, только читаю ей их теперь я, иногда Ритка…
Внезапно она комически всплеснула руками, словно отгоняла невидимых кур, и по-бабьи упёрлась ладошками в бока, будто собралась ругаться, брови её сдвинулись на переносице.
– Эта паршивка без спроса приключенческие книжки домой перетаскала! – произнесла возмущённо, но в голосе не было осуждения, скорее гордость, вот, дескать, малая, а книги взрослые читает, хотя и без спроса. Сама Тинка тоже брала книги, но спрашивала и возвращала их.
– А Ритка, если ей что понравится, ни за что не отдаст, а начнут забирать – сразу в рёв. Такая же и Маруська, обе проигрывать не любят, - призналась она и тут же смутилась от мелькнувшей у неё мысли, вдруг Вадим подумает, что она ненавидит сестёр и на них злобно наговаривает, а это не так, просто констатировала без задней мысли факт и всё, стараясь исправиться, добавила торопливо: - Они, в общем-то, хорошие девчушки, а проигрывать никто не любит!
Вспомнив, как Маруська смешно хныкала из-за проигрыша в карты, Вадим понимающе улыбнулся и сказал Тинке об этом, и они оба стали беззлобно смеяться и шутить. И почему ей так легко с Вадковским, подумала Тинка, можно с ним говорить о чём угодно, не боясь, что осудит за что-нибудь, а вот с Кузнецовым даже заговорить страшно – вздумает ещё, что по-прежнему влюблена в него.
А она ведь нисколечко не страдает о нём, если только чуть-чуть, когда натыкается на него в школе или видит в толпе ребят в кинотеатре. Сердце, не слушаясь, сжимается и холодеет.
Руслан её волновал, хотя Тинка твёрдо знала: такой эгоистичный и бегающий за другими девчонками парень ей не нужен. Вот если бы он изменился, но скорее река Караярка пойдёт вспять, чем это произойдёт. К тому же даже чудесным образом изменившийся Руслан навряд ли примет и оценит, что дорого Тинке. Наверняка будет смеяться над её привязанностью к чужой слепой старухе, и не понравится ему большая Тинкина многодетная семья, скажет как Вилька, нарожали родители бездумно, и назовёт дом Масловых муравейником или обезьянником. А это для Тинки хуже всего!
Софья вернулась аж через два часа, Тинка с Вадимом
– Жесты и интонация должны усиливать слова, делать их запоминающимися, - рассуждал по-взрослому Вадим, - как у таких актёров, как Шукшин или Михаил Ульянов, например. Не красавцы, а интересно на них смотреть.
– Ты сам до этого дошёл?
– простодушно удивлялась Тинка. – Мне бы и в голову не пришло!
Заметив входящую в дом Софью, виновато ахнула: и как она могла о ней забыть, наверное, окоченела вся, пока нашла дорогу назад!
– Ой, бабушка, миленькая, прости меня! – стремительно кинулась на шею старушке и стала стягивать с неё пальто. – Перемёрзла на улице из-за меня, не дай Бог, заболеешь! Бедная, дверь не могла найти и до нас не докричалась?
– Да, подожди ты, Тинуша, причитать! – Довольно засмеялась Софья, ей было приятно, что Тинка о ней заботится. – Я была у Мани, Толя привёл меня обратно. И сама я не маленькая, не заблужусь, ты меня уже совсем немощной считаешь. Я принесла вам от Мани свежие шаньги.
Втроём снова сели пить чай с поджаристыми шаньгами. Невероятное счастье охватило Вадима, на него веяло теплом и покоем. Какая же Тинка искренняя, как сердечно любит эту беспомощную старушку, которая тоже от неё в восторге, думал он, наслаждаясь необычными для него домашними ощущениями, владевшими им вот уже второй день.
В восемь вечера Вадим собрался домой. Тинка пошла его провожать. На улице было уже темно. Падал редкий снег, но небо было чистое, звёздное.
– Давай, я тебе покажу короткий путь, - предложила девочка, - в обход полчаса идти, а короткой дорогой – всего минут десять.
И они направились к лесу, темневшему сразу за домом Софьи. Народу там не было никого: поздно уже, немногие путники спешат основной освещаемой электричеством дорогой. Эта короткая тропинка через лес едва протоптана, но в лунном свете хорошо видна вся до спуска к селу – преодолеть её можно буквально за несколько минут, если бежать и не думать о лесной темноте.
– Тут всего метров триста, я тебя провожу! – предложила Тинка.
– Ну, даёшь! – рассмеялся шедший сзади её Вадим.
– Не хватало ещё, чтобы меня девчонка провожала! Пошли обратно, я понял, где краткий путь, но сначала отведу тебя домой.
– И приостановил Тинку за рукав пальто.
На узкой хлипкой тропинке не очень-то развернёшься, места для двоих не хватает; парень хотел пропустить девочку вперёд, но оступился и провалился одной ногой в снег, а потом, не удержав равновесия, повалился в сугроб, потащив её за собой.
Она плюхнулась рядом и звонко рассмеялась, хотя снег попал ей в валенки – и зачем только не послушалась Софью, когда та ей советовала натянуть трико на валенки, теперь вот вытряхивай снег на глазах Вадима. Неудобно при нём задирать ноги, хорошо хоть, что он уставился в усеянное звёздами небо.