Мальчик с сердцем цвета индиго
Шрифт:
Отец не знал, как ему быть, бросать гостя было бы невежливо, но бросать дочь – предательство себя в первую очередь. В этот момент он увидел в длинном коридоре Нандини, которая пошла за дочерью следом, что его вернуло к Исмаилу. Он сел на свое место. Исмаил пересел из своего места на другое, чуть дальше, будто ему было неудобно сидеть, хотя на новом оказалось не более удобно.
– Я сожалею, что так получилось. Ваша дочь прекрасна, я это сам увидел, но в наше время и в нашем текущем мире их союз никак невозможен.
– Я вас понял, Исмаил. Если вы завершили, то я могу сказать несколько слов? Если вы готовы выслушать мое мнение.
– Конечно-конечно! Я буду рад
– Вы разговаривали с сыном об этом? Каково его видение жизни?– спросил спокойно Фаравиндад.
Исмаил был в замешательстве, так как ему даже в голову не пришла бы мысль разговаривать о том, что и так ясно, все понятно, но так как на этот вопрос как-то требовалось ответить, он ответил так, как все происходило:
– Он мне только сообщил о своем желании заключить брак с вашей дочерью. Но так как это невозможно, я больше ничего с ним не обсуждал.
После этих слов Фаравиндад начал раскрывать свои мысли, которые Исмаил изъявил желание услышать.
– В моей культуре и религии принято, чтобы молодые люди со своими семьями приходили в дом к девушке и, предлагая свое сердце, просили ее руку у ее родителей. В культуре моей супруги все наоборот. Я привык жить в стране, где и вовсе третья культура и быт. Моя дочь выросла дитем мира, знающим разные традиции и разные языки. Я привык прислушиваться к ее мнению и чувствовать ее настроение. Возможно, я вам покажусь сейчас не в меру современным и прогрессивно мыслящим, но я сейчас пытаюсь защитить свою дочь. Она у меня не единственный ребенок. Мой старший сын тоже женат на девушке с чужими для нас с Нандини культурой и традициями. Поэтому ни родство с иностранцем, ни другая вера, ни молва людей для меня не имеют значения. Только счастье и мир в душах и домах моих детей. Я вас хорошо понял, что для вас этот брак невозможен. Но, если ваш сын сам решится прийти к нам домой и просить руку моей дочери, то мне бы хотелось вас сразу предупредить: я дам положительный ответ, благословлю их брак. И прошу вас понять меня и мои обязанности по защите своей дочери. Если вам удастся договориться с сыном, простите, я не знаю имени, то будет так, как вы решите. Если же нет – то я противостоять этому союзу не буду.
Фаравиндад говорил тихо и медленно, вырезая каждое слово красивым узором на полотне тишины. Исмаил сам заметил, что очарован мудростью и спокойствием этого человека, красотой его дочери и их отношениями. Возможно, он сам бы хотел получить те же магические способности, чем были одарены жители этого светлого дома. Но не каждый в жизни имеет те же условия окружения, те же возможности и ту же поддержку, чтобы становиться Фаравиндадами. Пока он ехал в машине до дома, он все еще находился под влиянием спокойного духа своего собеседника. Мужчина даже уловил себя на мысли, как бы было прекрасно с ним встречаться и общаться на разные темы жизни. Но зная, что он также должен думать о будущем своего ребенка, о том, что Илану будет выгоднее, понимал, что их дружба и встречи невозможны.
Отпустив визитера, Фаравиндад отправился в свою спальню и ждал там до позднего вечера Нандини. Он совершенно забыл, что уже много часов не ел и не пил. Единственное, что он хотел сейчас услышать от супруги – «Хилай успокоилась». Он не мог пойти к дочери, так как понимал, насколько сейчас ей больно и неловко за услышанные слова. И чем больше он понимал, что нельзя ходить, чем больше ощущал ее горечь обиды и стыд, тем более ему хотелось до нее достучаться. Но, зная свою дочь, он понимал, что надо дождаться Нандини, чтобы понять, готова ли дочь к спокойной беседе. Он хотел сам себя обмануть, но в глубине души понимал, что она так легко не сможет утихомирить свою бурю чувств и эмоций. И единственное, на что он рассчитывал, что этот молодой человек, чьи волосы на закате летнего и осеннего солнца отдавали рыжиной, окажется настолько же храбрым по отношению и к терновому забору той темноты, что его отец вокруг него вьет. Конечно, они с Нандини видели молодых людей уже много раз и не первый год в дальнем углу их сада. Видели, как их Хилай вдруг настолько повзрослела, что может перепрыгнуть через забор и убежать из дома по зову своей души. Что у нее выросли настолько сильно крылья, что вот-вот она улетит из их дома. Но никогда эту тему не поднимали, ни между собой, ни с ней. Они терпеливо ждали, когда ее жених придет. Придет не один и не через забор.
Нандини, догнав Хилай у порога ее комнаты, вошла вместе с ней и села рядом на кровати. Хилай все эти два с половиной часа лежала на своей кровати лицом к подушке, словно спрятавшись от стыда всего мира, и плакала. Ее переполняла целая гамма эмоций. Невозможно было разобрать, которая из них самая жестокая и которая больше всех по весу. Но обида и злость на себя за унижение отца, пожалуй, ей казались самыми сильными. Мама молча просидела до тех пор, когда она сама поднялась, села на кровать спиной к маме и сказала:
– Мам, пожалуйста, иди к папе. Посмотри, как он. А я сейчас буду спать. Не хочу встречаться с папой сегодня. Мама, пожалуйста, обними его за меня и передай, что я его люблю. Но встретимся мы завтра.
Нандини поцеловала дочь в голову сзади и попрощалась до утра. Придя к Фаравиндаду, она передала слова дочери. Они оба понимали, что Хилай просто стыдно, хотя сами не испытывали ни капли унижения за поступки своей дочери. Но ее чувства и желания не были обесценены. Они решили просто дождаться утра.
Исмаил по приезде домой к самому ужину выдал все, что было, членам семьи. Он высказал все свои мысли, утаив только свое восхищение семьей Хилай. По окончании их беседы Илан спросил, видел ли отец Хилай.
– Я общался только с ее отцом, – ответил Исмаил, увернувшись от прямого вопроса. Он не хотел, чтобы Илан тут же побежал к ней, узнав о том, что девушка осталась в таком печальном настроении.
Илан решил, что завтра сам пойдет к ним. Отец же, прочитав его мысли, сразу отрезал:
– Илан, ты больше никогда к ним не пойдешь. И с девушкой ты встречаться не будешь. А если ты ослушаешься, то мне легче больше не жить на этой земле от стыда за твой поступок.
Илан погрузил свои пальцы в волосы, проводя ими по вискам, и ощутил дурное головокружение. Чтобы не упасть, он сел на стул, немного пришел в себя, встал и пошел к себе в комнату.
На следующее утро Хилай пришла на завтрак, стараясь всем своим видом показать, что она в порядке и как будто ничего особенного не произошло. Фаравиндад понял, что разговор с ее стороны не состоится. Поэтому решил сам начать:
– Хилай, ты помнишь, я всегда тебе говорил, что в твоей жизни все будет только так, как ты сама этого хочешь?
Девушка уже опустила голову и готова была вновь начать плакать. Чтобы сдержать слезы перед родителями, ей понадобились титанические усилия подавить этот злосчастный ком, который то и дело поднимался аж к самой глотке и нарушал ее покой. Увидев это, Фаравиндад понял, что этой фразы достаточно, чтобы донести смысл вчерашней встречи до дочери. Далее он тихо доел свой завтрак и, попрощавшись обычной манерой, отправился вновь в командировку на три дня. Впервые в жизни все члены его семьи были рады его отъезду, равно как и он сам.