Мальчик-убийца
Шрифт:
Макс был готов к такому разговору, но не так быстро. Не с бухты-барахты, не вот так — прямо на улице… Он предполагал, что его доставят в какие-то высокие кабинеты, что будут вопросы, разговоры, и он постепенно начнет выводить какую-то легенду, как-то натурализовать свое присутствие в своем детском теле, а тут вот так — бах — сразу быка за рога… Однако!
— Вы, Владимир Иванович, я вижу, экстрасенс!
— Экстра… кто?
— Ну, человек, обладающий экстраординарными способностями.
— Можно сказать и так. У нас в ходу другое слово — биоэнергетические способности. То есть да, я определяю биоэнергетику человека, которую пока наши приборы фиксировать не могут. Ее еще
— Почему именно так? Вы ведь можете меня и не спрашивать? Ну, если мы не будем говорить о моем возрасте, моих правах ребенка и прочей ерунде? — Макс заинтересованно посмотрел на экстрасенса.
— Все очень просто — твоя связь с нашим миром очень хрупкая. Вернее, связь твоего проснувшегося сознания. То, что это именно твое сознание, а не кого-то другого, мне стало понятно, когда я посмотрел на твои движения. Во время соревнований, тренировок, во время боев. Если бы в тебе внезапно проснулся, ну, скажем, какой-то твой далекий предок или вселился какой-то злой дух, шаман там или кто еще — такие случаи бывали, так вот, движения твои были бы совершенно другими. И совершенно не такими… ммм… выдающимися, что ли. Никаких успехов в спорте бы не было. Потому что чужое сознание, наложившись на твое тело, не смогло бы его адаптировать под себя. Ну, по крайней мере, так быстро и так совершенно. Простая биохимия. Точнее, не такая уж и простая… Рефлексы, мой юный друг, оттачиваются не один год. Это все равно, если бы голову взрослого человека пересадить в тело младенца. Младенец не сможет сразу ходить или бегать — ему все равно какое-то время придется учиться ползать…
— Вы так думаете? — Максим уже откровенно улыбаясь, смотрел на Сафонова.
— Я пока предполагаю. Но, возможно, если мы будем с тобой общаться более предметно, я изменю свои предположения, — КГБ-шника трудно было смутить.
— Вы знаете, Владимир Иванович, Вы, конечно, во многом правы, правда, я не знаю, как смогу объяснить то, чего сам не понимаю. Единственно, в чем я уверен — так это в том, что смогу принести пользу своей стране. Да взять хотя бы мои знания в боевых системах.
— Скажите честно, про деда — придумали? — снова перейдя на Вы, внезапно быстро спросил экстрасенс.
— Ну, придумал. Хотя, конечно, он со мной занимался. Но не так плотно, как я описывал, — смутился Зверь.
«Надо же, цепкий какой… яйцеголовый», — с досадой подумал он.
— Я сразу это почувствовал. Ну, что это — блеф. Во-первых, Ваши… ну твои и твоего второго «я» умения идеально сочетаются. А если бы твой дед или его китаец тебя учили, то был бы их отпечаток. Я такого не увидел — все твои движения органичны и наработаны в течении длительного времени. Так двигаться может человек, побывавший в серьезных переделках, испытавший опасность или предельные нагрузки. Ну и, конечно, не мальчик 12 лет, — Сафонов снисходительно улыбнулся.
— А как Вы думаете — кто я? — в лоб спросил Максим.
Но на этот прямой и, возможно, ключевой вопрос Сафонов ответить не успел. Как это бывает в плохом детективе, на самом интересном месте их прервали…
— Привет, дорогой! А мы, понимаешь, тебя ищем-ищем… А ты — гуляешь, да?
Откуда-то сбоку внезапно вынырнули какие-то два мутных типа. Вернее, они были не то, чтобы мутными — просто довольно сильно отличались от обычных советских граждан. Только если отличие того же Сафонова заключалось в его неординарности, да еще и подкрепленное серьезной организацией, в которой он работал, то эти двое отличались другим — какой-то отчаянной наглостью, эдаким презрением к окружающим, цинизмом и беспардонностью. Обычно подобным образом себя ведут артисты, эстрадные «звезды», чиновники и партийные функционеры среднего звена, торговые работники, известные спортсмены и уголовники.
— Мне ребята сказали — ищи дома, дома нет, на тренировках нет, думаю, где искать? А он — вот он, наш чемпион, — один из двоих, говорливый и быстрый, как понос, по виду кавказец, заступил Максиму путь и, похоже, не собирался его отпускать.
— Простите, дяденька, Вы, собственно, кто такой? — Максим решил пока не обострять ситуацию, а выяснить причины, по которым эта парочка его искала.
— Вах, дорогой, я — Даргаев, тебе что, про меня не говорили твои друзья? Я у самого Штурмина учился, я тренер по каратэ! Ты мне во как нужен, дарагой! — и кавказец тут же показал, как ему нужен Максим. Его приятель стоял в сторонке, в разговор не вступал, но Зверь нутром чуял, что от него веет опасностью и агрессией.
— Пошли ко мне, я учеников собрал, они все хотят с тобой познакомится, уже про тебя легенды рассказывают… И про твои бои, и про твой уровень. Ты где учился? У кого? Я его знаю? Пойдем, дарагой!
Этот Даргаев, не переставая трещать, между тем умело и незаметно оттеснял Максима в сторонку, в сторону дворов так называемой немецкой слободы — двухэтажных домов, построенных в Днепропетровске пленными немцами после окончания Великой Отечественной. Там, во дворах, обычно под вечер народу было мало, в домах жили в основном люди пожилые, которые ближе к вечеру сидели по домам.
При этом напарник кавказца неуловимо смещался за спину Максима, чего тот интуитивно опасался и, естественно, допускать не собирался. Но только он приготовился менять ситуацию, как внезапно вмешался КГБ-шник.
— Ты, Даргаев Дарга по кличке «Дагестанец» только недавно освободился, что — опять по «зоне» соскучился? Ты смотри, тренер! А чего не маршал? Надо будет узнать, кто это здесь в городе такой любитель спорта, что бывшим уголовникам тренерские должности раздает? И не свисти, ни с каким Штурминым ты и близко не знаком. Он пока что права не имеет никого тренировать, тем более, таких, как ты!
На мгновение Данестанец замер, как будто Сафонов его треснул по голове чем-то тяжелым. Но только на мгновение — тут же глупое выражение с его лица смела хищная улыбка. Он оскалил зубы и его речь приобрела совершенно иной тон.
— А ти кто такой, да? Тебе кто слова давал? Я тебе твои поганые слова сейчас в твой рот затолкаю, да! ДФ быкъ ма сыхкФн! [99] — Дарга как будто выплевывал слова в лицо экстрасенсу.
— Ты, Даргаев, сейчас встанешь на колени и извинишься передо мной. Твои ноги тяжелеют, колени подгибаются, тебе хочется упасть на землю… — в голосе Сафонова зазвенела сталь.
99
Грубое требование закрыть рот — с осетинского).