Мальчики на севере

Рид Томас Майн

Дорога из Винье отличалась множеством красивых видов, и путники все время любовались ими.

По приезде на одну из станций они отпустили телегу и наняли верховых лошадей.

По мере того, как они поднимались вверх, воздух становился все холоднее и холоднее. Вскоре показался снег, которым круглый год бывают покрыты все эти места.

К вечеру путники добрались до мызы, приютившейся под громадной скалою, для защиты от холода и ветра.

– Вот где хорошо-то!
– воскликнул Гаральд, входя в теплую комнату мызы. Право, по-моему, нет ничего лучше путешествий. Когда я вырасту,

то непременно буду всю жизнь путешествовать подобно Колумбу или Гулливеру. Может быть, и я открою что-нибудь вроде Америки или лилипутов.

– Однако у вас очень спутанные понятия относительно правды и вымысла, засмеялся Стюарт.

– Что вы хотите этим сказать, мистер Стюарт?
– спросил мальчик.

– А то, что открытие Америки Колумбом - факт, а Гулливер и его лилипуты сказка.

– Вот как! А я ведь серьезно думал, что есть такие страны, где живут карлики и великаны, - сказал разочарованным тоном мальчик.

– Нет, мой друг. Правда, есть такие страны, где люди отличаются высоким ростом, как, например, патагонцы. И, наоборот, лопари, живущие здесь, на самом севере Норвегии, очень малы. Но все-таки разница между теми и другими не такая, как пишут в сказках.

– Значит, мне много придется учиться, чтобы уметь отличать вымысел от правды, - искренне вздохнул мальчик.

– Да, Гаральд, я радуюсь, что у вас уже рождается желание учиться. Была бы охота, а там все будет хорошо.

Хозяин мызы, осанистый, важного вида старик, принял путешественников очень радушно. Все они искренно жалели, что не знали норвежского языка и не могли вести беседы со стариком и его семейством.

Мальчикам очень нравилось, что семейство старика удивлялось многим их вещам. Казалось, они отроду не видывали усовершенствованных английских удочек и садков для рыбы. Особенно их приводила в восторг карманная зрительная труба Гарри, в которую ясно можно было видеть самые отдаленные предметы, невидимые простыми глазами.

5. ЦЕЗАРЬ ПИНК

На ночь старик уступил им свою кровать. Как они ни старались объяснить ему, что вовсе не желают стеснять его, но, видя, что он готов обидеться, вынуждены были согласиться на его вежливость.

Хозяева отдали в их распоряжение всю переднюю комнату, а сами перешли в заднее отделение мызы.

Только наши путешественники устроились поудобнее около огня и принялись варить себе на ужин суп, в дверь кто-то постучался.

Один из мальчиков бросился отпирать, и на его вопрос, кто там, он, к величайшему удивлению, услыхал вместо непонятного норвежского наречия свой родной язык.

– Прохожий. Пустите пожалуйста. Я очень озяб и страшно устал, - проговорил кто-то за дверью на чистейшем английском языке.

Мальчик отпер дверь.

– Здравствуйте!
– проговорил незнакомец, входя в комнату, средних лет высокого роста, в дорожном костюме, с типичным лицом и манерами чистокровного янки.
– А! У вас уже и суп кипит, это отлично, - я сильно проголодался, продолжал незнакомец веселым тоном, сбрасывая с себя охотничью сумку и плащ, предварительно поставив в угол ружье.

Бесцеремонность незнакомца удивила даже Стюарта. Он встал и подошел к нему.

– Цезарь Пинк, -

продолжал незнакомец, рекомендуясь Стюарту.
– А как ваши имена, благородные лорды?

Стюарт назвал себя и представил незнакомцу обоих мальчиков.

– Так я и знал, что вы англичане!
– воскликнул незнакомец, крепко пожимая руки нашим путникам.
– Куда только ни заберутся эти любопытные сыны Альбиона! Ну, да это в моем духе, я американец и тоже люблю таскаться по свету, - в этом отношении мы вполне походим друг на друга. Да здравствуют две великие нации, говорящие на одном языке, хотя разных взглядов и убеждений! А впрочем, черт с ними, с этими взглядами! Давайте лучше ужинать, иначе суп перекипит.

Незнакомец положительно понравился нашим путешественникам, и они в несколько минут с ним так подружились, как будто были знакомы уже несколько лет.

На утро поднялись очень рано. Первым встал американец и сейчас же растолкал своих новых друзей.

После завтрака наши путешественники взяли лошадей и во главе с Цезарем Пинком, уже несколько знакомым с этими местами, отправились на фьельд.

Дорога была очень неудобная и крутая. Путешественники, особенно Гаральд, то и дело проваливались в снегу; часто они принуждены были спешиваться и взбираться на гору пешком, ведя под уздцы лошадей.

Через несколько часов они, сильно измучившись, добрались до одной долины, где нашлась избушка, в которой все и остановились обедать.

– И это здесь называется дорогою! Да ведь это черт знает что!
– жаловался Гаральд, потирая ушибленные ноги и озябшие руки.

– Да, это не то, что у вас в Лондоне, в Гайд-Парке, мой юный друг, говорил американец, запихивая в рот громадный кусок свинины.
– Хотя вы и англичанин, а все-таки мне сдается, что вам не взобраться на гору.

– Это почему?!
– горячился Гарри, который был счастливее брата и ни разу не провалился нигде в снегу.
– Ведь ходят же другие на фьельд, пройдем и мы.

Цезарь Пинк громко расхохотался.

– Те, те, те, мой юный петушок! Это вы говорите так потому, что не видали еще настоящей дурной дороги на фьельд.

– А разве та, по которой мы лезли сюда, по-вашему, хорошая дорога? спросил с заметным раздражением Гаральд.

– Порядочная!
– хладнокровно проговорил американец, раскуривая трубку. Доказательством этому служит то, что даже вы взобрались по ней сюда и доставляете мне удовольствие беседовать с вами.

– Но, мистер Пинк, неужели дальше будет еще хуже?
– спросил Гарри.

– Несравненно хуже, мой юный друг. Нам придется все время идти по колени, а то и прямо по пояс в снегу и ежеминутно рисковать куда-нибудь провалиться в пропасть.

– Но ведь это ужасно!
– вскричал Гаральд.

Американец молча пожал плечами.

– А нет ли на фьельд другой дороги?
– спросил Стюарт.

– Есть. И я удивляюсь, почему вы выбрали именно этот путь, - сказал Пинк.

– Мы заблудились в лесу, поэтому и попали сюда.

– Ага! В таком случае, вам нужно возвратиться в Киевенну - оттуда дорога на фьельд гораздо лучше. А здесь, повторяю, можно пройти только с опасностью для жизни.