Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга
Шрифт:
— Кто же давит на аудиторов? — спросил корреспондент «Эха Москвы».
— Да тот, кто крадет, — загадочно ответил Болдырев.
Родное хозяйство бывшего члена ГКЧП, а ныне губернатора Тульской области Василия Стародубцева — племзавод-колхоз имени Ленина.
Зарплата здесь по новым временам фантастическая. Цены в магазине мизерные. Жилье — роскошные коттеджи с японскими садиками.
— А слабо вам, Василий Александрович, всю Тульскую область подтянуть до колхоза имени Ленина? — спрашивает заезжий путешественник.
—
— А если станете президентом России, сможете всю страну подтянуть до колхоза имени Ленина?
— Знаете, Петька спрашивает Чапаева: «Смог бы ты, Василий Иванович, ведро водки выпить?»— «Запросто, Петька!» — «А если цистерну водки?» — «Запросто, Петька!» — «Ну а если, Василий Иванович, эшелон водки?» — «Ты охренел, Петька, где ж я тебе столько огурцов на закуску возьму?!» Дело не в количестве водки, дело в огурцах. Нет ныне в стране столько толковых руководителей, чтобы наладить хозяйство.
В начале декабря 1998 года премьер-министр России Евгений Примаков встретился с творческим коллективом Всероссийской государственной телерадиокомпании.
— За последние 20 дней у вас в самое смотрибельное время, в 20.00, было только два позитивных сюжета, — попенял глава кабинета. — Повторяется одно и то же: у вас учителя лежат все время под одним и тем же одеялом. Не такие уж мы в правительстве примитивные люди, чтобы требовать показывать сбор урожая, но неужели в стране не происходит ничего хорошего? Где голова и мозги аналитиков госканала? Громить и давать трибуну «бывшим»— большого ума не надо...
Представлявший «голову и мозги» ВГТРК Николай Сванидзе, предварительно извинившись, сказал обиженно:
— Если вы, Евгений Максимович, тоже когда-нибудь станете «бывшим премьер-министром», я никогда не лишу вас возможности высказаться так же, как сейчас не лишаю этого права многих «бывших».
Примаков, в свою очередь выразивший Сванидзе глубокое уважение, тоже обиделся:
— Если я уйду в отставку, то, пожалуй, вряд ли приду к вам на эфир...
Корреспондент спросил у Иосифа Кобзона:
— Ваши телефоны до сих пор прослушиваются? Я помню историю с монтером, который обнаружил у вас четыре «жучка».
— Может, им просто нравится слушать мой голос по телефону? На концерт сходить, наверное, времени не хватает... Пусть слушают... Много лет назад Роберт Рождественский написал такие стихи:
Лейтенант в окно глядит, Пьет, не остановится. Полстраны уже сидит, Полстраны готовится. Маменькины туфельки, Бабушкины пряники. Полстраны — преступники, Полстраны — охранники.
Говорят: производство легло. А как оно не ляжет, когда полстраны охраняет, полстраны ворует? Любая эстрадная звездочка ходит с охраной. Просто плевать хочется: кому ты нужна? Только если кто-то предложит лечь в койку— не более того. Убивать-то тебя зачем?
— Вы представьте, — говорит бывший главный телохранитель президента А. Коржаков, ставший депутатом Госдумы, — сейчас наша страна стала страной охранников. Я тоже был охранником. Это сейчас самая популярная профессия. Их гораздо больше, чем шахтеров, металлургов и газовиков. Представляете, какой огромный профсоюз можно из них организовать! Что же делать, если государством управляет криминалитет? Ничего страшного в том, что они идут во власть, я не вижу.
— И все-таки интересно: вот у нас самые плохие в мире тюрьмы или как?
Вопрос журналиста Игоря Свинаренко адресовался приехавшей в Москву Вивьен Стерн— генеральному секретарю «Международной тюремной реформы», инспектировавшей тюрьмы 32 стран мира. Ответ был неожиданным.
— Нет... Бывают намного хуже. Ваши тюрьмы действительно самые переполненные в мире, и зеки у вас самые больные... Мне в ваших тюрьмах вот что нравится: семью пускают в тюрьму погостить, пожить у зека. А в Европе бывают только короткие свидания. А по свирепости порядков вы сильно отстаете от Китая, Ближнего Востока, Японии...
— Как вы сказали? От Японии? — не поверил корреспондент.
— Да. Там запрещают заключенным говорить друг с другом, поднимать глаза, вынуждают подолгу сидеть в одной позе. А наказывают так: связывают и запирают в тесной комнате на много дней.
— А где бы вы посоветовали сидеть, в какой стране?
— Конечно, в Словении! Там тюрьмы маленькие, тихие, уютные, зеков отпускают домой на уик-энд, и они все возвращаются.
— Вот это да! А у нас— как в Африке...
— До Африки вам еще далеко. Ну, с питанием и медикаментами у вас так же скудно, но зато в Африке поистине братские отношения между узниками и тюремщиками. У многих в России осталось отношение к зекам как к врагам народа... Но вы зря на себя наговариваете. Хорошие у вас тюрьмы! Я бы точно предпочла сесть в русскую тюрьму, чем, допустим, в американскую.
Председатель совета директоров Зернового союза Аркадий Злочевский считает, что в 1998 году зерновых в России было убрано до 65—68 миллионов тонн, а не 48,6 миллиона, как официально доложил Минсельхозпрод. Занижение урожая происходило все последние годы, различается лишь «коэффициент вранья». В 1998 году он был особенно велик— с учетом засухи.
— Но вы ведь не будете отрицать, что ситуация в сельском хозяйстве крайне тяжелая? Засуха не приснилась?— спросил корреспондент.
— Признаюсь вам по секрету, засуха — не такое уж редкое явление в России. И реальных масштабов засухи этого года не знает никто. Ситуация в сельском хозяйстве непростая. А вы знаете, что стало одной из причин этого? Как раз искажение информации. Умышленное, неумышленное— я не знаю. Помните, в 1992 году правительство Гайдара приняло решение об импорте в Россию 26,5 миллиона тонн американского зерна? Решение принималось под влиянием явно завышенных данных о потреблении и из абсолютно необъективных, неверных данных об урожае. Тогда мы купили зерно у американцев. Одно решение привело к чудовищным последствиям. На рынке возник переизбыток зерна. Цены упали. Была выбита из-под ног почва для рентабельного производства. Знаете, когда мы доели то зерно? Только в 1995 году. Если бы не то решение, не исключено, что Россия имела бы уже совсем другого сельхозпроизводителя.