Мальчишки-ежики
Шрифт:
Ромка попробовал читать Жюля Верна, медленно перелистывая страницы «Парового дома». Смысл он улавливал, но удовольствия от чтения не получал.
Как выйти из создавшегося положения? Все твердят — учиться и учиться. Не попробовать ли подтянуться в школе? В ней ведь тоже вбивают в головы то, что спрессовано учителями за многие годы.
Перестав писать по ночам, Ромка за многие школьные годы впервые серьезно засел за учебники. Но было поздно, уже подходил к концу учебный год. Некоторые учителя, когда он поднимал в классе руку, словно досадуя говорили:
— Тебя спрашивать бессмысленно, ты ведь многое пропустил. Лучше готовься к переэкзаменовке.
Особенно изощрялась завуч, преподававшая в старших классах русский язык. Встречая Ромку, она скептически смотрела на него и спрашивала:
— Ты еще долго будешь позорить свой класс?
Ее вопросы всегда были обидными.
— Нет, не долго, — не без дерзости ответил он. — Скоро я его прославлю.
— Своим невежеством или еще чем-нибудь?
— Поэмой в тысячу строк!
— Вот что, друг мой, — продолжала завуч. — Я отвечаю за ваш русский язык. Представляю, что ты городишь в своих стихах! Прекрати хотя бы рассылать их по редакциям… не позорь школу. Ты даешь мне слово?
— Я вам отвечу стихами, — обидясь, сказал Ромка. И, повернувшись, ушел с гордым видом.
Завуча не зря прозвали «Циркульной пилой», а для маскировки сокращенно — «Цирпилой». У этой придиры язык был хлеще плетки. Не одному Ромке она устраивала словесные порки. Только при добродушном директоре «Цирпила» сдерживалась и разговаривала с учениками вкрадчиво-мягким голосом. Ее следовало проучить, и Ромка написал короткую эпиграмму:
«Цирпила» с «Янном» без изъяна, а без «Янна» — обезьяна».Стихи мгновенно распространились по всей школе и конечно скоро попали в руки завуча. Кто же посмел сравнить ее с обезьяной?
В пятницу последним уроком был русский. Когда прозвенел звонок, «Цирпила» попросила Ромку остаться.
В опустевшем классе, едва сдерживая гнев, она спросила:
— Пакостные стихи — это твой ответ мне?
— О каких стихах вы говорите? — поинтересовался Ромка.
«Цирпила» шипящим голосом прочла двустишие. И взглядом хотела прожечь мальчишку насквозь.
— Хорошие стихи! — похвалил Ромка. — Мне таких не написать. А чего вы сердитесь? Я бы похвалил автора.
— Ты не только лгун, но и наглец, друг мой, — заметила «Цирпила». — Не забывай: смеется тот, кто смеется последним. Готовься распрощаться со школой. Мы разгильдяев не выпускаем.
— Но одного-то можно? — не сдавался Ромка.
«Завуч злопамятна, она не простит, — понимал Ромка. — На переэкзаменовке мне несдобровать».
И вдруг как раз в эти трудные дни пришло небольшое писмецо.
«Уважаемый товарищ Громачев!
Ваш рассказ «Из-за пустяка» будет напечатан в одиннадцатом номере журнала «Резец» в разделе «Первые опыты». Рад поздравить с успехом. Присылайте свои новые произведения, с удовольствием прочтем.
На этот пустяковый рассказик Ромка меньше всего рассчитывал. Он ведь из озорства в первых строчках написал: «Очень люблю я рыбу удить, поэтому и рассказ с рыбалки начинаю». А дальше, чуть посмеиваясь над собой и героем, поведал, как глуповатый рыбак обжег на костре руку и лечился у знахарки.
Ромке хотелось выскочить на улицу, задерживать всех встречных и показывать письмо. Но он сдержал себя. Радостью надо поделиться только с очень близкими людьми. Показать Матреше? Она, наверное, от умиления прослезится, но ничего не поймет. Димке на творения брата наплевать, его интересуют почтовые марки. Отец в поездке. Остается Алла Стебниц. Да, первой ей! Она больше всех волновалась и страдала за него.
Ромка никогда не был в доме Стебниц и не знал, как вызвать Аллу. Сначала он стал свистеть, но никто не показывался. Тогда он поднялся на крыльцо и дернул ручку звонка. Где-то в глубине дома тоненько залился колокольчик.
Дверь открыла высокая седая женщина. Она пристально смотрела на смутившегося парнишку.
— Вам кого?
— Мне Аллу.
Женщина едва приметно улыбнулась и тут же поинтересовалась:
— Это вы свистели?
— Я, — признался Ромка.
— Так девочек не вызывают, что о нас с внучкой подумают соседи. Проходите, пожалуйста, Алла сейчас занимается музыкой.
Она пропустила Ромку в большую комнату, в которой стояло пианино и стены были увешаны картинами. Алла, глядя на ноты, ударяла пальцами по клавишам. Увидев Ромку, она бросила играть и обеспокоенно спросила:
— Сегодня был школьный совет? Выгнали, да?
— Нет, еще терпят, — весело ответил Ромка. — Мне теперь чихать на них.
И он показал Алле письмо, полученное из Ленинграда.
Девочка, вчитываясь в строчки, зашевелила губами, затем вскинула глаза на Ромку. Они у нее сияли.
— Ромушка, теперь я тебе все прощаю! Победа! — закричала она и, схватив Громачева, закружила по комнате.
Бабушка надела очки и тоже прочитала письмо.
— Ну, что ж, — сказала она. — С первым успехом! — И протянула ему, как взрослому, руку. — На пути у тебя еще будет много преград. Но первая преодолена. Очень важно в начале получить толчок, узнать, что ты не бездарь. Мне нравятся люди упорные, знающие, чего они хотят в жизни, смело идущие на риск. Но ты не обольщайся. Помни: писатель — это человек большой культуры и обширных знаний. В школе у тебя какие отметки?
— Неважные. Пятерки по физкультуре и рисованию, остальные — тройки, двойки и, наверное, нули.
— Н-н-да! — произнесла бабушка. — Значит, теперь для тебя самое важное — не бросать этюдника, как говорят художники, и упорно, я бы сказала — со злостью, вгрызаться в науки. Иначе — гибель, попадешь в неудачники, а это самое жалкое и отвратительное племя завистников.
— Бабушка! — взмолилась Алла. — Надо праздновать, а ты завела серьезные разговоры.