Мальчишки-ежики
Шрифт:
— А нельзя ли без очереди? Нам некогда, трамвай ждет.
— Вон, видите, люди с рассвета сидят. На ночных поездах прибыли, — принимая их шутки всерьез, сердито отвечала регистраторша.
— Да это какие-то хмыри! — поглядев на сидящих, посмеивались питерцы. — Скопские, что ли?
А приезжие, нахмурившись, отмалчивались. Они не решались вступать в словесную перепалку.
— Глухонемые, что ли? — недоумевал чернявый парнишка. — Молчат, как чучелы. И этот, будто мышь на крупу, надулся, — кивнул он в сторону Ромки.
Громачев, смерив его не то презрительным, не то соболезнующим взглядом, отвернулся.
— Смотрите, знаться не хочет, — удивился питерец. — Ах, вот почему! — словно догадавшись, воскликнул он. — У них кепочка новая!
Он взял с подоконника кепку Громачева, повертел ее на пальце и вдруг крикнул:
— Костька, лови!
Описывая дугу, кепка полетела к невысокому, плечистому парнишке. Тот не стал ловить ее руками, а подцепил носком ботинка, отфутболил третьему — кривоногому крепышу — и окликнул:
— Тюляляй… принять!
Ромка пытался перехватить кепку, но куда там! Парнишки с жонглерской ловкостью то левой, то правой ногами перебрасывали ее друг дружке. Заметно было, что питерцы, потешавшиеся над ними, сыгрались в одной футбольной команде. Не желая выглядеть смешным, Ромка пошел на хитрость: как бы утеряв интерес к кепке, он со скучающим видом стал рассматривать плакаты на стене, а затем, сделав неожиданный выпад, сорвал фасонистую мичманку с головы чернявого и, вертанув ее, поддал ногой.
Мичманка сверкнула лакированным козырьком, взлетела под потолок и, планируя, шлепнулась в лужицу около бака с водой.
Питерцы ахнули, видя этакое надругательство над мичманкой— вожделенной мечтой каждого парнишки. А хозяин ее сначала онемел. Сжав кулаки, он грозно надвинулся на обнаглевшего провинциала, толкнул его плечом и сквозь стиснутые зубы произнес:
— За порчу мичманки ты у меня схлопочешь! А ну… сейчас же поднять и отряхнуть!
Но Ромка и не подумал подчиниться заносчивому питерцу. Приготовясь к отпору, он с достоинством ответил:
— Сначала верни мою кепку. Не я, а ты начал хулиганить. А потом посмотрим, кто от кого схлопочет.
— Ах, он еще и грозится! — возмутился чернявый. — Придется тебя отесать. А ну, выйдем на минуточку в садик!
— Я с такими сморчками не дерусь. Мараться не хочу.
— Тогда я тебя за шиворот выволоку!
— Попробуй!
— Э-эй! Петухи! — вдруг стал между ними рослый скуластый парень с насмешливыми глазами. — Вы оба, как я заметил, довольно сносно грубите, но на сегодня, может, хватит? Место не очень подходящее. Да и о другом хотелось бы с вами поговорить. Будем знакомы… Юра Лапышев — центрохавбек Павловской детдомовской команды. А вы из каких?
— Левый инсайд первой команды Балтийской улицы — Вовка Виванов, — представился чернявый. — А вот его зовут Костькой Кивановым, — показал он на плечистого коротышку. — Мы оба Ивановы, но для отличия прибавили к своим фамилиям первые буквы имени. Он у нас правый инсайд. А Тюляляй, или, вернее, Тюляев, — центровой.
— Понятно, — сказал детдомовец, пожимая им руки. — А ты? — обратился он к Ромке.
— Играл хавбеком в первой пионерской.
— Ну и чудесно! Давайте в фабзавуче футбольную команду соберем.
— В фабзавуч еще надо попасть, — заметил Тюляев. — На сто двадцать мест — триста сорок заявлений. По здоровью пройду, а на экзамене завалят. Я всего пять классов кончил.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать. Для школы переросток.
— Ну и мне столько же. Только я в восьмом учился. Держись меня, — посоветовал Лапышев, — пройдешь. У наших детдомовцев кое-что придумано. Не одного уже протаскивали. И ты проскочишь.
— Хорошо бы, — обрадовался Тюляев. — А то матка каждый день пилит, на биржу гонит. Там нашему брату один ответ: «В чернорабочие не годишься, мал, обучайся специальности».
— А много людей ходит на биржу?
— Ой, тысячи! С большими разрядами люди по году околачиваются.
Во время этого разговора Виванов принес кепку и, почистив ее, протянул Ромке. Пришлось и Ромке поднять мичманку, вытереть носовым платком козырек и вручить хозяину.
— Мир!
— Мир.
Ромка протянул руку. Виванов хлопнул по ладони, крепко пожал ее и предложил:
— Пошли на осмотр вместе.
Когда начали выкликать фамилии, Громачев пропустил свою очередь и пошел на прием позже, вместе с новыми знакомыми. В раздевалке им велели снять с себя все и голышами впустили в длинный зал, где за белыми столиками сидели медики.
Подростков ощупывали, обслушивали, заставляли показывать язык, дышать и не дышать, читать крупные и крохотные буковки. Чаще всего врачи произносили «годен», лишь щуплых недоростков посылали на рентген либо говорили им: «Пока к экзаменам не допущен, наберись сил, подрасти».
Все питерцы, назвавшиеся футболистами, первый барьер прошли благополучно. Радуясь этому, они сговорились с детдомовцами из Павловска сдавать экзамены в одной группе.
В вагоне Ромка по-отцовски вскарабкался на верхнюю полку и, положив под голову кепку, улегся спать.
Громачев не стал болтаться в незнакомом городе. В ожидании поезда он съел Матрешины бутерброды с вкусной прокладкой сала и малосольных огурцов и запил лимонадом, купленным в буфете.
В этот раз он заснул быстро и никаких снов не видел.