Мальчишки-ежики
Шрифт:
Драться в цехах и классах было опасно. За драки на территории завода наказывали. Поэтому как-то сами собой возродились традиции дуэлянтов. Только фабзавучники делали вызов не перчаткой, брошенной в лицо противнику, как в старые времена, а энергичной фразой: «Стыкнемся после гудка. Жду на футбольном поле».
От кулачного поединка отказывались лишь «слабаки» и трусы, но они обязаны были при всех извиниться, иначе становились презираемыми отшепенцами, которых мог унизить всякий. А смелые парнишки, готовые отстоять свою честь, являлись на поле со своими секундантами.
Драться можно было голыми кулаками и в рукавицах. Ни ножей, ни камней применять не полагалось. За этим строго следили секунданты и зрители. Нарушители немедля изгонялись и обретали славу подлецов.
Слова завуча оказались не пустой угрозой. Приказом по заводу Прохоров освобождался от теоретических занятий и был зачислен в помощники вагранщика. Обозленный парень подошел к Лапышеву, толкнул его в грудь и сквозь стиснутые зубы сказал:
— На футбольном поле за «олуха» ответишь. Стыкнемся после гудка.
— Принято, — спокойно ответил Юра и попросил двух Ивановых и Ромку быть его секундантами.
После гудка, надев брезентовые рукавицы, Прохоров и Лапышев вместе с секундантами отправились на футбольное поле. Там уже толкались любопытные фабзавучники и парнишки с соседних улиц. Они образовали широкий круг.
Секунданты посовещались меж собой и в судьи выбрали Громачева. Он вышел на середину круга и, вызвав бойцов, задал традиционный вопрос:
— Не желаете ли помириться?
— Нет, — твердо ответил Прохоров.
— Считаю себя правым, — отозвался Лапышев.
— Деретесь до первой крови, — предупредил Ромка. — Лежачих не бьют. Бой!
И он дважды свистнул.
Прохоров замахал кулаками, как ветряная мельница, ринулся на Лапышева. Но тот уклонился и, оказавшись справа, хлестко ударил противника по скуле. Это конечно взбеленило Прохорова. Он же был сильней детдомовца и такой наглости стерпеть не мог.
— Ах, ты вот как! Сейчас у меня юшкой умоешься, приютский ублюдок!
И он вновь накинулся на Лапышева. Но детдомовец был ловок: получая лишь скользящие удары, он то увертывался, то нырял под руку и успевал наносить в ответ чувствительные затрещины. Это злило Прохорова. А злость, как известно, плохой помощник в кулачных боях. Побеждает тот, кто дерется хладнокровно и обдуманно.
Теряя обладание, Прохоров подножкой свалил детдомовца и, навалившись на него, в ярости принялся колотить кулаками по голове…
Это было вопиющим нарушением правил. Ромка пронзительно свистнул и попытался схватить за руку нарушителя. Но Прохоров отмахнулся и лягнул его ногой.
Судья — личность неприкосновенная. Послышался ропот зрителей. Секунданты кинулись разнимать дерущихся. Киванов и Виванов, схватив Прохорова за шкирку, стащили с Лапышева и отбросили в сторону. Вскочив на ноги, он накинулся на Киванова и сшиб его на землю…
В таких случаях и зрители не остаются равнодушными, они дружно наказывают наглого нарушителя правил. Несколько парней сбили Прохорова с ног. И один из них, придавив коленкой к земле, приказал:
— Кончай беситься! Раз не умеешь драться по правилам — не берись. А за хулиганство купают.
Подхватив Прохорова за руки и за ноги, парни вынесли его за ворота и, раскачав, бросили в канаву с водой. Такими жестокими были правила кулачных боев.
Ромка, оставшийся на месте, услышал, как завопил Прохоров, оглашая улицу матерной бранью.
Лапышев, утирая платком расквашенный нос, как бы про себя сказал:
— Надо учиться боксу, а то всякий олух ни за что ни про что измолотит.
В начале вечера общежитийцы носились по коридорам с чайниками, сковородками, кастрюлями. Отовсюду доносились запахи жареного и отварного картофеля, колбасы, копченой селедки, свежего ситного и хлеба.
В шестнадцатой комнате Самохин заранее готовил бутерброды. Он где-то добывал топленный с луком гусиный или свиной жир и намазывал его вместо масла на хлеб, а сверху укладывал тонкие кружочки «собачей радости» — самой дешевой отварной колбасы.
К приходу Громачева и Лапышева по два таких бутерброда и по три кусочка сахара уже лежали на их тумбочках. Оставалось только сбегать на кухню за кипятком.
Быстро вымывшись и поужинав, Лапышев предложил пойти в клуб добывать футбольную форму, а Ромке хотелось побыть в комнате одному, поэтому он посоветовал взять с собой Шмота и Ходыря. Те рады были отправиться куда угодно, так как по вечерам в общежитии было скучно.
Когда они ушли, Ромка взял толстую тетрадь и стал думать: как похлеще высмеять современных дуэлянтов? Всерьез об этом писать не стоило. Более подошел бы иронический стих. Но какой? Может, за образец взять лермонтовскую «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова»?
Как сходились, собиралися Удалы бойцы-фабзавучники На широко поле, на футбольное Отстоять свою честь молодецкую Во кулачном бою, во смертельном…Только нужно будет подобрать подходящие рифмы и обыкновенную драку представить рыцарским поединком.
Ромка стал набрасывать черновые строки, но сосредоточиться ему мешали шумные соседи. За стеной справа — словно молотами по наковальне били костяшками игроки в домино, да не просто, а с выкриками и присказками. Слева— наяривала гармошка, а ей вторили гитара, балалайка и дурашливо-пискливые голоса, передразнивающие пение девчонок.
Пришел с буханкой ситного Самохин. Решив, что Ромка готовит уроки, он сунул нос в тетрадку и спросил: