Мальчишник
Шрифт:
Наташа сняла книгу с полки и положила передо мной.
За большими окнами кабинета валит и валит снег, облачно, бесшумно отстраняет город, уводит его в примороженную февральскую тишину. Раскрываю книгу, первую страницу. На первой странице французский текст:
Si le code du Duel est en dehors des lois, s’il ne peut у avoir de code que celui sanctionne par le gouvernement, n’hesitons pas, cependant
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наташа переводит:
Если код дуэли находится вне закона, если может быть только тот код, который санкционирован
В кодексе 131 страница. Листаю книгу — плотная, желтоватая бумага, негнущаяся, упругая. Оглавление разбито на главы римскими цифрами. Читаю — оскорбление первой степени, второй степени, третьей степени. Личность оскорбленного. Личность оскорбителя. Способ нанесения оскорбления. Замена при оскорблениях памяти умершего лица. Замена при оскорблениях, нанесенных женщине. Листаю дальше. Из-за негнущихся страниц книга издает жесткий, металлический звук. Дуэльный? Поединок на шпагах, на саблях, на пистолетах. Вспоминаю и говорю Наташе, что дуэльные пистолеты, одним из которых был убит Пушкин, находятся теперь во Франции, в частном музее, и что именно эти же пистолеты участвовали в дуэли де Баранта и Лермонтова. Все подобное поражает, фатализм какой-то.
Возвращаюсь к кодексу. Наташа тем временем идет в соседнюю комнату заниматься чем-то своим, чтобы не мешать мне. Глав много. Дуэль на месте по команде, дуэль на месте по желанию. Дуэль с приближением и остановкой. Дуэль с приближением по параллельным линиям. Заряжение пистолетов. Пистолет, давший осечку, считается сделавшим выстрел. Раненый первым выстрелом имеет право стрелять в противника в течение одной минуты с момента ранения. Пушкин воспользовался этим правом. «Убил я его?» — «Нет, вы ранили его», — ответил д’Аршиак.
Перед началом дуэли, противники снимают с себя медальоны, медали, вынимают кошельки, ключи. Я остановился на этой странице. Пушкин попал в пуговицу. «Эта пуговица спасла Геккерна», — написал Жуковский отцу поэта. Противники снимают с себя все, говорилось дальше в кодексе, что может задержать пулю. Пуговица и задержала. К сожалению. Параграф 373: «Для поединка предпочтительна одежда темного цвета». Черный суконный жилет Пушкина, в котором он дрался, сохранил для нас Вяземский. «Двубортный, с воротником, один бок разорван и грубо зашит побелевшими нитками; пуговицы роговые, гладкие, черные, воротник и подкладка под жилетом довольно потертые; спина жилета вместо пряжки туго стянута шелковой тесьмой», — как описывал один из современников. Параграф 493: «При нарушении одним из противников дуэльного права — совершении бесчестного поступка — он подвергается законным последствиям». И далее, по параграфу 495: «Секунданты противной стороны, стоящие рядом с совершившим бесчестный поступок, имеют право застрелить его». Параграф 496: «Бесчестный поступок рассматривается как простое убийство или попытка к тому».
Может быть, примерно так следовало бы расценивать поступок Мартынова у подножия Машука в тот грозовой день? Примерно. А где же были секунданты, стоявшие рядом с совершившим бесчестный поступок? И как понимать их разноречивые показания о дуэли? Лермонтов разрядил свой пистолет в воздух — считал повод для поединка несерьезным, даже ничтожным. Так и стоял перед своим товарищем по юнкерской школе с поднятым вверх пистолетом. А Мартынов выстрелил Лермонтову в грудь и никогда не сказал правды об этой дуэли, потому что дуэль была сделана против всех правил и чести и он — убийца.
Наталья Максимовна провожала меня, и я уже надевал пальто, как она сказала:
— Совсем упустила из вида: надо вам показать еще вот что… — Наташа ушла и тут же вернулась — в руках у нее был раскрытый, как крыло птицы в полете, старинный веер. — Тоже имеет отношение к вашему «Мальчишнику».
«Дуэльный кодекс», старинный веер, картины — не музейные приобретения Натальи Максимовны Давыдовой, а часть истории ее семьи, о которой подробно когда-нибудь расскажет она сама.
ПРОГУЛКА ПО КАМЕННОМУ ОСТРОВУ
— Собираемся в десять часов утра у станции метро «Черная речка». — Это говорит мне по телефону Алевтина Ивановна Мудренко. Я благодарю ее и кладу трубку.
На следующий день, в десять утра, от знакомой уже нам станции метро «Черная речка» началась пешая прогулка. Когда мы раньше посещали место дуэли, то от станции метро направлялись налево, на улицу Савушкина; сейчас наша группа свернула в противоположную сторону, направо, и перешла мост через Малую Невку — на Каменный остров. Один из трех невских Островов (имя собственное, пишется с большой буквы). Составляют имя три острова — Елагин, Крестовский и вот Каменный. Расположены в северной части дельты Невы. Прогулку
— В 1828 году Военно-топографическое депо издало «Подробный план столичного города С.-Петербурга», снимавшийся в течение нескольких лет группой военных топографов. План уже фиксировал сложившуюся застройку Островов. Отмечалась вереница дачных участков, на которых были обозначены имена владельцев — людей пушкинского времени, — начала рассказывать Вера Александровна. Здесь, в ближайшем пригороде столицы, образовалась та среда, где хорошо знали Пушкина, Вяземского, Жуковского. Поселились люди, которых знал Пушкин, — Волконские, Муравьевы, Ланские, принц Ольденбургский, где часто бывала Наталья Николаевна. Что же такое Острова? — И Витязева процитировала нам: — «Острова составляют одну из красот Петербурга. Вообразите себе лабиринт, около двух квадратных верст дерна, леса, садов, прорезанных тысячами потоков, то маленькими ручейками, то речками, то озерами: все это граничит с большими сосновыми лесами, прилегающими к морю. И там-то у каждого своя дача, тщательно отделанная, обсаженная цветами. Никакой ограды, все места для гуляний общие, и между тем отлично содержится этот огромный публичный сад». — Вера Александровна пояснила, что это слова путешественника, современника Пушкина.
Мы окружили Веру Александровну Витязеву и так, плотной группой, не спеша двигались по квадратным метрам дерна, леса и воды. Ныне многое здесь отгорожено, отизолировано могучими заборами.
— На Каменном острове два летних сезона на Большой аллее, на даче Доливо-Добровольского, прожил с семьей Александр Сергеевич. Обсуждал с издателями план издания тома своих стихотворений, вел работу над «Современником». Я все это просто напоминаю вам. Встречался с Брюлловым, только что вернувшимся из Италии, беседовал об истории Петра Великого, над которой продолжал работать. Сюда к Пушкину приезжали Жуковский, Вяземский, Плетнев, Одоевский, Виельгорский. Здесь, среди ручьев и речек, в часы таких вот прогулок, которую совершаем и мы, нашел и написал последние и самые неоспоримые слова, увенчавшие, пожалуй, весь его поэтический путь, — я имею в виду стихотворение «Памятник». Был август 1836 года. И сейчас август… Последний месяц лета — время создания Пушкиным «Памятника» в этом замечательном саду для общего гуляния. Но пушкинское время ушло в прошлое, ушел в прошлое и его август. — Вера Александровна невольно на какое-то время замолкла, точно отпуская наш август к Пушкину. — Давно на Каменном острове нет ампирных построек с мотивами русской деревянной архитектуры, потому что еще в предыдущих десятилетиях начали появляться новые, — продолжала рассказ Вера Александровна, — начали вписываться в классический ансамбль, но Острова по-прежнему оставались пригородным парком, правда, уже внутри города. Сюда приходят любители уединения, идиллических развлечений. Здесь устраиваются праздники цветов, прокатывают новые коляски, слушают соловьиное пение и сидят за полночь на террасах за непринужденными беседами. Это становится темами гравюр и акварелей тех лет. Шишкин пишет этюд «Осень. Дуб». Это дуб, родословная которого ведется от посещения Каменного острова Петром I в 1715 году. А мы с вами идем по Каменному острову, как будто бы в период Пушкина. С водными пространствами и огромным открытым небом. Летний пушкинский каменноостровский день.
И мы медленно шли через зелень и прохладу старинных деревьев, зарослей кустарника. Шли под огромным открытым небом, как сказала Вера Александровна, «насыщенным солнечным колоритом» и «архитектурно-пространственными композициями».
— Дворцы, дачи, парковые сооружения создавались лучшими петербургскими зодчими и паркостроителями Трезини, Кваренги, Росси, Стасовым, Воронихиным, Штакеншнейдером, Фоминым. Они учитывали и водные пространства, и взаимосвязь сооружений, и своеобразие подходов к тому или иному памятнику с наиболее выразительной «видовой точки». Каменноостровский дворец с шестиколонным тосканским портиком, деревянный театр на Каменном острове и особняк Половцева. Здания составляют основу удивительно одухотворенного ансамбля, где застывшей мелодии архитектурных форм противопоставлена изменчивая, меняющая окраску, пронизанная собственным подвижным настроением жизнь парка. Особая художественная атмосфера Островов, этой «Галереи для прогулок», этого «Зеленого или воздушного театра», «Трильяжных прудов», ажурных беседок с высокими, прорисованными луковицами куполов, цветочными партерами, «Голландскими садами» с овальными и восьмигранными клумбами, все это на протяжении нескольких поколений привлекало архитекторов и живописцев, писателей и поэтов. Сюда же, во дворцы и дачи, приведет Лев Толстой героев «Войны и мира». Здесь, по преданию, на одной из дач собирались декабристы.