Мальчишник
Шрифт:
Я кивнул — хорошее название. Людмила Николаевна подошла к нашему окну. Наступали сумерки. Скоро зажгутся и три окна в лермонтовском мезонине, в доме на Молчановке среди шумных огней самого центра Москвы. Много лет свет в кабинете Лермонтова неизменно зажигала смотрительница Ольга Павловна, которая мне однажды рассказала, что 15 октября — в день рождения поэта — опять приходила девушка, которая приносит гвоздики. На этот раз принесла георгины. Попросила теперь поместить цветы в вазу. Ольга Павловна поместила. «Вы не спросили, кто она все-таки?» — «Студентка».
Людмила Николаевна, когда бывает в кабинете у Лермонтова, долго стоит у его столика для рисования. Может быть, в один из таких дней она догадалась, как надо
Через полгода мы с Викой были на выставке в Сокольниках, в библиотеке имени Лермонтова, где художник-график Людмила Николаевна Шаталова демонстрировала увеличенный в четыре с половиной раза «Вадимов лист» — шифрованную миниграфику Лермонтова. Все, что прежде разглядывалось часто при помощи лупы, приобрело теперь вполне зримый эффект: Николай I, его сановники, Алексей Столыпин, Анна Столыпина, Варенька и «Н?». Появились новые расшифровки. Появилось и объяснение рисунка, расположенного почти посредине верхнего края листа: отец поэта Юрий Петрович Лермонтов. Нарисован рельефно, с густыми бакенбардами, наклонил голову и сверху как бы взирает на все происходящее внизу вокруг его сына.
Из завещания Юрия Петровича сыну: «…Итак, благословляю тебя, любезнейший сын мой… Хотя ты еще в юных летах, но я вижу, что ты одарен способностями ума, — не пренебрегай ими и всего более страшись употреблять оные на что-либо вредное или бесполезное… Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание, которое я мог замечать, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобою».
И по-прежнему приковывала к себе взгляд ставшая какой-то особенно выпуклой капля крови… Будто она венец всему на этом листе: поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой!..
…Позвонил Владимир Алексеевич Казачков, и знакомое:
— Хех-хе… — Потом: — Михаил Павлович, а знаете, с кем я только что разговаривал?
Я конечно же не знал.
— С правнучкой Павлуши Вяземского.
Ну, Владимир Алексеевич! Ну, суворовец Казачков!
ЖИВАЯ ПОВЕСТЬ ДАВНИХ ДНЕЙ
В многотиражке завода имени Владимира Ильича «За боевые темпы», выпущенной в канун 150-летия со дня рождения Александра Сергеевича и где была помещена фотография потомков поэта, приехавших в гости к рабочим-ильичевцам, опубликованы фотографии и письмо внучки поэта Анны Александровны:
Друзья мои!
Очень сожалею, что лично не могу быть на встрече стахановцев завода имени Владимира Ильича с потомками нашего великого Александра Сергеевича Пушкина.
Мне хочется передать горячий привет участникам этой встречи, отмечающим 150-летнюю годовщину со дня рождения моего великого деда. Какое счастье знать, что наступило время, когда рабочие читают великого Пушкина, когда в каждой семье рабочего он стал родным и близким.
Анна Александровна была уже серьезно больна. В самый канун годовщины рождения Пушкина скончалась. И эта газетная публикация была ее последним обращением к нам, современникам. Обращением внучки, знавшей много семейных преданий, историй и даже тайн.
Новая
К Поповым я попал, узнав, что у них хранятся некоторые вещи, связанные с семьей Пушкиных. Хозяин квартиры Андрей Леонович Попов — кандидат военных наук, ветеран вооруженных сил — рассказал мне о своих родных и даже дал с собой небольшую рукопись — о знакомстве М. И. Поповой-Безпаловой с потомками поэта А. С. Пушкина и о некоторых реликвиях этой семьи.
Рассказ теперь пойдет об Анне Александровне Пушкиной и Марии Ивановне Поповой-Безпаловой, враче, матери Андрея Леоновича.
Из рукописи Андрея Леоновича:
«Многие праздники А. А. Пушкина и М. И. Попова проводили вместе, а также поздравляли друг друга с днем рождения, именинами. Делали подарки. Естественно, что все связанные с родом Пушкиных реликвии тщательно сохранялись потомками поэта и передавались из поколения в поколение. Только некоторые из вещей они дарили друзьям. Была другом Анны Александровны Пушкиной и моя мать, Мария Ивановна. Поэтому не случайно именно ей А. А. Пушкина подарила в разное время и по разному поводу несколько семейных реликвий и фотографий».
Так, в Сивцевом Вражке, совсем недалеко от квартиры Пушкина, где он поселился с молодой женой (как было записано в метрической книге церкви Большого Вознесения — принял за себя девицу Наталью Николаевну Гончарову), оказались вещи Анны Александровны. И среди них — малинового цвета альбом.
Галина Петровна — жена Андрея Леоновича — сказала мне, что альбом был бархатный, с золотым обрезом, металлической отделкой и металлической застежкой. Уж не был ли он, как и альбом Натальи Николаевны Пушкиной, который хранится во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде, тоже куплен в английском магазине. Тот альбом темно-зеленый, сафьяновый и тоже с золотым обрезом, на листах водяной знак «1840». Подарил его Наталье Николаевне П. А. Вяземский в 1841 году, и в этом же году в стихотворении, обращенном к ней, написал:
На эти белые и свежие листы Переносите вы свободною рукою . . . . . . . . . . . . . . Свои невольные и вольные ошибки, Надежды, их обман, и слезы, и улыбки . . . . . . . . . . . . . . . . Записывайте здесь живую повесть дня…Благодаря Анне Александровне, которая все знала и помнила, стала в свое время известна история темно-зеленого, сафьянового, в котором рисунки делались с натуры, по «непосредственному впечатлению». Имеются в альбоме любительские карандашные зарисовки, выполненные Натальей Ивановной Фризенгоф, приемной дочерью тетки Натальи Николаевны — Софьи Ивановны де Местр, урожденной Загряжской. Рисовала Фризенгоф в Михайловском, в 1841 году. Это и дети Пушкина, и Александрина Гончарова, и обитатели Тригорского. Есть несколько работ Николая Ланского, племянника П. П. Ланского, второго мужа Натальи Николаевны. «Самый значительный из них портрет самой Натальи Николаевны, датированный июлем 1844 года». Это «домашний» портрет. Очень грустная, совсем домашняя сидит в кресле Наталья Николаевна. Может быть, вновь и вновь возвращается к своим вольным и невольным ошибкам. Видим здесь и профессиональные акварели Томаса Райта — дети Пушкина, Павлуша Вяземский и снова — Александрина (Азинька).