Малец
Шрифт:
– Заказывал, - не стал отрицать очевидного купец, - только отчего ты-то решил, что это праздника касаемо?
– Ты, Иван, за дураков нас не держи, - подпрыгнул Ситников, - даже Ушаков забегал, как будто ему шлея не в то место попала.
– Вот же хорек, - ругнулся купец, - и здесь пытается пролезть.
Алексея Ушакова купцы шибко не уважали, и не уважали из-за его старшего брата, который имел тесные связи со всеми воеводами от Енисея до Нерчинска. Именно благодаря этим связям и процветал клан Ушаковых. Только после смерти Ивана, империя Ушаковых покачнулась, потому как Алексей не в пример старшему брату суетился по мелочи и этим был неприятен власть предержащим, им нравились люди широкой натуры, которые не жались из-за каждого подарка.
– На себя обернись, - не преминул укусить разъяренный конкурент, - сам как Лешка стал, по голому стричь пытаешься?
– Да ладно тебе, - махнул рукой Гандыба, - ну хотел для людей празднество устроить. Ничего зазорного в этом не вижу, и другим препятствие чинить не стану, а что на каждом углу кричать не стал, то, извини, мое дело. Ты вон тоже на прошлую масленицу лишнего не сказал.
– Так то для своих старался.
– Ну, ты для своих, и я для своих. А что другие при этом тоже свой интерес имеют, то уже не наше дело.
Крыть Ситникову на эту сентенцию оппонента было нечем, в конце концов, у каждого была своя торба грехов.
Не прошло и часа, как все купцы в слободе ломали головы над тем как обойти конкурентов в рекламе своей 'торговой марки'. Даже старик Демчев, который уже как год передал дела своему сыну, решил напоследок тряхнуть стариной и удивить народ широтой своей души.
Евстафий Перфильев изволил баловаться чайком когда до него донесся грохот выстрела пушки, он на секунду прислушался, потом глянул на своего приказчика и кивнул на дверь, мол, проверь, чего там?
Тот не заставил себя уговаривать и сразу метнулся наружу. Вернулся быстро:
– В слободке празднование рождества, - доложил он, - гуляние началось. Вроде как на деньгу купцов
– Ишь ты, - удивился воевода, - вроде купцы всегда прижимистыми были, а тут расщедрились, неужели дела настолько хорошо пошли? Ну, а чего ж до первой звезды?
– Дык, то не сами купцы, слободские гуляние устроили. А что до первой звезды, то гулять-то до окончания поста никто не мешает, от отца Игнатия благословение получили. Тут еще говорят, что на вечер тыщу факелов заготовили, да по всей слободе жечь станут, чтобы люди не в темноте к домам добирались.
– Тыщу?
– Снова хмыкнул Евстафий, - не погорят ли с этого?
– Недолжны, служба у казаков хорошо поставлена.
– Ну и ладно, - согласился воевода, - ты тоже факелов наготовь, съездим, посмотрим, как слободские гуляют. И Матрену спроси, тоже, поди, захочет глянуть.
Приказчик ошибся, конечно, количество заготовленных факелов никто не считал, но по грубым прикидкам их было заготовлено гораздо больше.
Через три часа воевода со своим семейством и сопровождающими на трех санях подъехал на празднество.
– А вот и боярин явился, не запылился!
– Закричал мужик в армяке обшитом синей материей и большим украшенном посохом в руке.
– Гость дорогой, со звонкой деньгой, с охранной дюжиной, со своею суженной. Разойдись народ, дай воеводе себя показать, да на тебя поглазеть.
Евстафий хмыкнул, так его еще никто не встречал, махнул рукой мужику. Чтобы крикун не сильно старался привечать 'дорогого гостя и выбрался из саней.
– Евстафий Иванович, извольте пройти на помост, дабы обозревать веселье народа, - тут же подскочил к нему один из распорядителей гуляний.
– Ну пойдем, глянем, - согласился воевода, - А это кто?
– Кивнул он на мужика в синем наряде.
– Сей ряженый вроде как деда мороза представляет, - принялся пояснять ему сопровождающий, на ходу, - дюже суров этот дед, живет все время в снегах северных, тепло не любит, а к нам заглядывает только в холодные снежные зимы. Так же где-то здесь и его внучка крутится - ледяная дева, глаза синий лед, от ее дыхания птицы на лету замерзают. Перед отъездом вместо себя назначит наместницу, которая будет бороться с теплом и охранять зиму до весны.
– Складно сказ ведешь, не слышал я еще такого, - вздохнул воевода, видя как домочадцы навострили уши, - ну и кто сие сказывал.
– Так известно кто, Васька горелец, на его сказ вся слобода собирается. Он много сказок знает, уже с дюжину народу поведал.
Вот ведь дело-то какое, простому люду слушать сказки не возбраняется, а боярам да служивым при большой власти вроде как не по чину. Слышал Перфильев, о том, что в слободе сказочник добрый появился, и вроде как из убогих, те, кто его сказ слышал, в полном восторге, а вот пересказать не могут, и запинаются постоянно, и путаются, а было бы интересно самого Ваську послушать. Но, как уже было сказано не по чину.
– Чего это там, - снова кивнул воевода в сторону бревна, на которые взбирались два молодца, держащие в руке мешки с чем-то легким.
– Это символ битвы добра со злом, - хохотнул сопровождающий, - правила такие: первым на бревно, на лучшее место становится 'Зло', и оно всяко поносит 'Добро'. За это 'Добро' должно победить 'Зло', сбив его с бревна мешком набитым деревянной стружкой, поставить его на колени и как бы убить, отрубив голову пером жар птицы. А потом стать 'Злом' и встать на место казненного.
Евсафий расхохотался:
– Это опять Васька придумал?
– Ага, он самый - подтвердил мужик, - да у него много еще там всяких придумок. Вон там, где веревки натянуты, надо добраться до смерти Кащея бессмертного. Для этого надо пробраться по веревкам над пропастью, добраться до гнезда летающего дракона и украсть яйцо, в котором весу пять пудов.
– И чего здесь трудного?
– Так приспешники кащея мешают, веревки раскачивают, когда молодец по ним пробирается, к гнезду надо по гладкому льду подняться, а когда яйцо молодец тащит мосток раскачивают, под ноги вязанки хвороста кидают, а ронять-то ношу нельзя.