Маленькая для Шопена
Шрифт:
– Я буду тебя учить всему, – сипло сказал Барский, – и прежде всего выбью все бл*дство, которого ты нахваталась в своем детдоме и на своей улице.
А сам продолжает смотреть на рубец и тяжело дышать. Он его заворожил. Как будто взгляд оторвать не может.
– Еще раз с какой-то швалью увижу…
– Изобьете?
Поднял на меня налитые кровью глаза и прорычал:
–
Ничья его девочка. У. Соболева
Я пришла в себя. Но показывать этого точно не собиралась. Подо мной постель, мне мягко, тепло и довольно уютно, если не учитывать то, что со мной недавно произошло. Если я покажу, что не сплю произойти может что угодно. Думать и гадать где я бесполезно. Главное не на том свете. Прислушалась сама к себе. На мне есть одежда, я укрыта кажется одеялом и вокруг меня пахнет. Нет ничего сладкого, терпкий, мужской запах парфюма и сигарет. Страх уже проснулся и царапает мне затылок тонкими крысиными коготками. Что такое крысы я знаю. Меня закрывали в погребе…иногда и на целые сутки.
– Проснулась?
Я узнала этот голос, и вся внутренне сжалась. Это ОН приказал забрать меня, это он уничтожил всю мою семью и оставил гору трупов в доме. Я приоткрыла один глаз, а потом второй, судорожно глотнула воздух, потому что мужик сидел прямо напротив меня, его силуэт тонул в полумраке. У него страшное лицо. Нет, не уродливое. А именно страшное. Очень тяжелый взгляд, казалось он прожигает в тебе дыру. Глаза светлые-светлые и потому какие-то неестественные, мертвые. Он протянул руку и щелкнул выключателем. Стало слишком светло, и я быстро заморгала. Почему-то при свете ужас обуял меня намного сильнее чем в темноте. Мужик сидит, откинувшись на стул. На одной из его рук намотан кожаный ремень и он почему-то очень привлекает мое внимание.
– Имя!
– Зачем?
Огрызнулась и прищурилась. Он мне не нравился, пугал, но больше биться в истерике я не собиралась, хотя было страшно и даже очень. Но жертву убивают и мучают быстрее. Лучше не показывать, что мне страшно.
– Имя! Я спрашиваю – ты отвечаешь. Таковы правила!
– Правила?
– Правила этого дома!
– Я не хочу быть в этом доме!
– Тебя никто не спрашивает! Имя я сказал! Мы с Фридериком не любим ждать!
– Фридерик?
– Мой ремень! Кожаный, тугой с большой железной пряжкой. Дерет задницы до самого мяса.
– Маша.
Ухмыльнулся нехорошо и посмотрел на меня исподлобья так, что мурашки побежали вдоль позвоночника.
– За брехню отхлестаю ремнем по заднице. Это больно. Тебе не понравится.
Погладил ремень с любовью и я вздрогнула чувствуя как страх стал более мерзким и липким. Я ведь понятия не имею куда я попала. И к кому.
– Ладно. Лиза.
– Уже лучше, Лиза.
Что он собирается со мной делать? Зачем я здесь? Почему меня
– Где я?
– В моем доме! – ответил, достал из пачки сигарету, сунул в рот и закурил, жадно затягиваясь дымом.
– И что я здесь делаю?
– Пока что спала, потом будешь есть. А дальше я решу, что ты здесь будешь делать.
– А если я не хочу здесь быть?
Рассмеялся, показывая мне ровные белоснежные зубы. Менее жутко не стало. Наоборот его веселье пугало и создавало такое напряжение, что казалось все мои нервные окончания вот-вот лопнут.
– Я повторяю – тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь.
Надо успокоиться, присмотреться и потом решить, что делать дальше. То, что я все еще живая уже хорошо.
– Поплакать не собираешься?
– Зачем?
– Папа, мама, кто там еще у тебя был. Все мертвы. Какое горе. Стоило бы пустить слезу. Ты же девочка.
– Там не было моих папы и мамы.
Устало ответила я и поправила волан дурацкого розового платья. Мужик приподнял одну бровь.
– Реально?
– Реально. Моя мать умерла когда мне было восемь, а отец мне не родной, как и та сучка, которую он привел в дом после маминой смерти.
Вторая бровь тоже приподнялась и он скрестил на груди волосатые, сильные руки с большими пальцами. Вся ладонь размером с мою голову.
– Если мы выяснили, что это не мои родители может я теперь пойду?
Спросила и с надеждой посмотрела на страшного мужика.
– Ни хрена.
– Почему?
– Я так хочу.
– Я никому не скажу, что вы там всех убили…хотя. Могу и сказать. Например, начну прямо сейчас орать и ваши соседи услышат. Потом приедут менты и я им красочно пишу, как по стенкам моего дома стекали мозги.
– Надо же, а на вид такой цветочек. Ничему меня жизнь не учит. Значит слез не будет.
Потом вдруг подался вперед и схватил меня за шиворот.
– Слушай сюда, маленькая! Ори сколько хочешь! Тебя здесь никто не услышит! А насчет ментов…ты никогда не думала, что в этой жизни все покупается и продается и каждому можно закрыть рот тем или иным способом. Или ты дура?
– Вы маньяк-извращенец?
– Фридерик будет рад, если я вдруг им стану. Ты хочешь, чтоб я им стал?
Светлые глаза вцепились в мое лицо какой-то мертвой схваткой от которой по коже побежали мурашки снова и стало невыносимо страшно.
– Нет.
– Вот и хорошо, Лиза.
Его пальцы все еще сжимали ворот моего платья. Грязного и забрызганного кровью. Вблизи его лицо пугало еще сильнее. Этот хищный горбатый нос и щетина на скулах, а также его жуткий узловатый шрам. Если и существуют чудовища из ночных кошмаров. То они выглядят так как он.
– Вы меня не отпустите?
– Нет.
– Никогда?
– Я не заглядываю так далеко.
– Зачем я вам?
– Пока еще не решил, но обязательно решу. Ты мне пригодишься. Я умею находить людям нужное применение.