Маленькая для Шопена
Шрифт:
И вот момент радости полета и приземления, момент кайфа, момент вонючего аромата свободы … и меня ловят несколько рук и ставят на колени. Мгновенно. В позу моллюска. С наклоненной вниз головой. Ужас накатывает сразу, волной, бьет по затылку и сердце подпрыгивает прямо в горло. Глаза смотрят на усыпанную бумажками землю с втоптанными окурками, битым стеклом.
– Отпустите! – ору я, вырываюсь, матерюсь так грязно, как только умею в своем возрасте и все что слыхала от отчима, выливаю на своих мучителей, но они молчат. Я только вижу…черт!
Я же была осторожной, я же все продумала. Меня никто не видел я так старалась. Ненавижу! Ненавижу этого ублюдка!
– Маленькая! Как я рад тебя видеть…
– А я тебя нет!
Крикнула и ощутила, как предательские слезы злости наворачиваются на глаза.
– Я и не рассчитывал на радушие. Нет, что ты. Я ожидал, что ты не обрадуешься. Но ты понимаешь то, что бесит тебя радует меня. А я очень люблю себя радовать. Я даже позволил тебе поиграть со мной в прятки. Потому что это весело. Мне нравится играть. Я вообще ценю все, что приносит удовольствие. Таких вещей очень мало в этой жизни. И тебя научу ценить…со временем.
– Да пошел ты!
Трость не сильно ударила меня по щеке и заставила поднять голову. Посмотреть на него и в очередной раз задохнуться от того насколько он ужасен.
– Это последний раз когда ты ругаешься в мой адрес. Потому что я вымою твой рот с мылом.
– Что тебе от меня нужно? Что? Зачем я тебе?
– Мне нравится иметь тебя рядом.
– А мне нет! Ты мне не нравишься! Ты страшный! Ты…ты чудовище! Почему ты не носишь маску!
Я не могла держать себя в руках, а еще мне хотелось причинить ему боль, хотелось его разозлить, уколоть.
– Вай вай вай. Ты, кажется, пытаешься меня зацепить, маленькая? Ты правда думаешь, что за всю свою долгую жизнь я слышал только комплименты? Или ты думаешь, что я считаю себя красавцем? Нееет, что ты. Наоборот. Я знаю какой я монстр и как дети по ночам кричат, вспоминая мое лицо. В этом есть своя прелесть. Красивые лица забываются, а мое понят годами.
– Я не хочу…не хочу быть твоей игрушкой!
– Никто не спрашивает у щенка брать ли его домой.
– Я не щенок! Ты не можешь удерживать меня!
– Могу. Понимаешь? Вот в чем прикол – я могу тебя удерживать и буду. А еще я предупреждал тебя, что за непослушание следует наказание.
– Я тебя не боюсь! – нагло блефанула я, потому что не просто боялась, а до адской трясучки. Особенно здесь посреди свалки, когда его люди держали меня за руки. Я понятия не имеоа, что он приготовил для меня, а в том что приготовил я даже не сомневалась.
– Меня не надо бояться, меня надо уважать. Я так понимаю ты очень хотела посидеть среди мусора? Я дам тебе такую возможность. Точнее я дам тебе право выбора. Либо ты сидишь здесь на цепи, как собака и лакаешь из миски. Потому что это то, чего ты добавилась – оказаться
Он говорил вкрадчиво и очень спокойно и это очень сильно пугало. Намного больше, чем если бы он кричал и злился.
– Я не хотела оказаться на мусорке! Я хотела сбежать от тебя и это был единственный вариант!
– Да, план был неплох. Но ты провалила его с самого начала. Мои собаки никогда не отказывались от еды… А своих собак я кормлю лично и в одно и тоже время. Мой отец…покойный отец. Он говорил мне «сынок, если в автобусе кто-то хочет упасть и облокачивается на тебя – отойди пусть падает, не мешай человеку». И я никогда и никому не мешаю падать.
– Ты сказал, что будет выбор…
– Да. Пообщаться с Фредериком. Он давно не оставлял следов ни на чьей заднице. Так что выбирай – жить на мусорке, в вони, лакать из миски или получить по заднице и вернуться домой. Ко мне домой, разумеется. К урокам по фортепиано, вкусной еде, теплой постели, чистой одежде.
Ужасный выбор, но не ужаснее чем тот, кто его предложил. Оба варианта унижали меня, ставили на колени, ломали. Никто и никогда еще не пытался вот так меня унизить. Как же я его ненавидела. Темнейшей, страшной ненавистью.
– Трусы не сниму!
Расхохотался противно, громко. Захотелось его ударить, захотелось реально всадить ему нож прямо в сердце.
– Меня вообще не волнует, что у тебя под трусами. Поверь. Ничего снимать не придется. Но ты прочувствуешь каждый удар даже в одежде. Я тебе обещаю. Так что выбираешь? Мусорка или Фредерик?
– Фридерик!
– Умно! Я и не думал, что ты дура…ну до момента побега. Теперь я немного сомневаюсь. Ты посеяла в моей душе ростки сомнения. Но выбор шедеврален. Молодец, маленькая.
Откуда-то принесли табурет, Шопен сел на него и постучал по ноге.
– Ложись. Тебе не понравится.
И я очень сильно пожалела, что согласилась. Мне стоило остаться на мусорке на цепи. Какую-то неделю лакать из миски. Ерунда. Я в подвале чаще сидела. Да и отчим руку поднимал не раз. Но я не знала на что подписалась. Потому что удары по заднице оказались не просто болючими, а взрывными, хоть и бил он меня через штаны. Я орала и плакала, вырывалась, но его цепкие руки держали меня на своем колене. Из глаз градом катились слезы, я искусала губы и, мне казалось, это никогда не закончится.
– Теперь ты надолго запомнишь, что убегать нельзя, врать нельзя. Правда?
Я кивнула, размазывая слезы и понимая, что на пятую точку не сяду несколько дней так точно. Ничего, старый подонок, я с тобой рано или поздно расквитаюсь. Обязательно. Ты сам меня выставишь. Сам захочешь, чтоб я исчезла из твоего дома. Ну я так думала, что у меня получится взять его измором. Я не успокоюсь. Я придумаю как выбраться из этой тюрьмы рано или поздно.
Глава 5