Маленькая ложь Бога
Шрифт:
— Да. И у меня есть доказательства, как ты, наверно, догадываешься, так что послушай. Вот ты говоришь о террористах, так давай вспомним 11 сентября 2001 года: никогда прежде не было получено одновременно такого количества телефонных сообщений от людей, оказавшихся на пороге смерти. Звонков, записанных полицией или оставленных на автоответчиках. Сотни, сотни, и поверь мне, в них не было ненависти. Наоборот, в самых первых сообщениях был страх, беспокойство, но по мере того, как люди осознавали неотвратимость смерти, смерти ужасной, жестокой, их последним следом в этой жизни становилась только Любовь. Например, Тодд Бимер,
— Еще бы…
— Так вот последние слова Тодда: «Мы снижаемся! Господи Боже мой, Лиза… Обещайте мне, что позвоните моей жене и детям, Дэвиду и Эндрю, скажите им, что я их люблю».
— Да, правда, это немного…
— Подожди! В то же самое время в другом самолете Брайан Суини оставляет на автоответчике своей жены такое сообщение: «Послушай, я в захваченном самолете. Я хочу просто сказать, что люблю тебя, что желаю тебе только счастья. И моим родителям, и нашим друзьям тоже. Я люблю вас всех!» В самолете террористы, вот они, в нескольких метрах от него, но разве он о них думает? Нет, Брайан знает, что у него остается совсем мало времени, и он не хочет портить его ненавистью. Он думает только о своей Любви к жене, к родным, к друзьям. Только об этом.
— Не знаю, что и сказать…
— Вот и хорошо, потому что я еще не кончил. Были еще люди, заблокированные в башнях-близнецах, они видели огонь, чувствовали запах дыма и горящей плоти. И однако, послушай, что посреди всего этого ада Эдвин Макмэлли говорит своей жене Лиз. Слушай: особенно обрати внимание на детали, о которых он думает, зная наверняка, что башня, в которой он находится, через несколько секунд рухнет: «Я хочу, чтобы ты знала, что ты — всё, что было у меня в этом мире, и что я люблю тебя. Еще хочу сказать, что забронировал поездку в Рим на твое сорокалетие. Лиз, тебе придется ее аннулировать». После чего Эдвин вешает трубку и умирает.
— Хорошо, хорошо, я понял, что…
— Подожди. Осталось самое последнее. И самое короткое. Несколько слов, которые Джеффри Нуссбаум сказал своей матери: «Вторая башня только что рухнула. О боже, мама, я люблю тебя».
— …
— Лекция окончена. Надеюсь, ты теперь понимаешь, почему Любовь — это не только Начало, но и Конец.
— Да, я… Я думаю, что просто не осознавал этого…
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с нахлынувшими на меня чувствами. Главная проблема в наших с Богом отношениях — то, что за шутками и буйным весельем я часто забываю о его глубинной сущности, забываю, что он разделяет жизнь каждого человека — каждого мужчины, каждой женщины — на Земле с первого мига нашего существования. Я воспринимаю его прежде всего как друга, не беря в расчет то, что он есть на самом деле: совокупность всех людей, совокупность их радостей и страданий.
— Прости меня, ты прав, опять прав. Любовь — это всё, и я сам это прекрасно знаю, ведь я только и думаю что об Алисе, Лео и Ивуар…
— Я не могу на тебя сердиться, тем более что это ваш удел — удел всех людей — забывать о главном. Эта забывчивость, несомненно, вам жизненно необходима…
— И все же обидно! Учитывая все это, можно было бы усовершенствовать столько вещей…
— Вот и хорошо, Власть Любви для того и дается! Ну что, ты по-прежнему считаешь ее слащавой?
— Признаюсь, ты отлично все разыграл… Взял меня на эмоции!
— Значит, убедил?
— Убедил!
— Очень хорошо, значит, теперь можно будет тебе объяснить, в чем заключается эта Вла…
Он внезапно замолкает со строгим видом.
— Чего же ты остановился? Что случилось?
— Думаю, нам придется отложить этот разговор на потом.
— Ну уж нет! Почему это?
— Потому что тебя зовут.
— Что ты такое плетешь? Опять разыгрываешь?
— Нет, уверяю, кто-то тебя зовет. Оглянись!
Смотритель и подопечная
Он указывает пальцем на этого «кого-то» у меня за спиной. Я оборачиваюсь и вижу, что это не кто-то, а что-то: светящийся шар мягко выныривает из реки и плавно направляется по воздуху в мою сторону.
Власть наблюдения!
Меня зовет Ивуар.
Шар начинает крутиться у меня вокруг головы все быстрее и быстрее. По мере вращения свет его пульсирует — словно сигнал тревоги.
Я бегом мчусь к реке: надеюсь, с моей внучкой не случилось ничего страшного…
Шар проходит сквозь небо и быстро ведет меня к хорошо знакомому мне месту — к моему дому. Там он останавливается, мигает в последний раз и исчезает в ослепительной вспышке света.
Так, посмотрим, где же Ивуар… А, вот она, у себя в комнате, то есть в комнате, которую я оборудовал для нее у себя в доме. Лео и Марион остались у меня, тут удобнее будет заниматься всем тем, что им предстоит проделать, но Ивуар уже давно здесь не ночевала и теперь проснулась одна в незнакомой комнате. Странно, она напугана, но не плачет, лежит в кровати, но не зовет ни Лео, ни Марион. Я чувствую ее страх, где-то внутри, очень сильно. Ей же всего два с половиной годика, бедняжке! Что же я могу сделать? Бог ничего не объяснил мне, какая это власть — да никакая! Заговорить с ней я не могу, что же мне делать, черт подери?..
Ну же, Ивуар, кричи, плачь, зови их, пусть они испугаются и прибегут к тебе! Давай, не лежи так один на один со своим страхом! Господи, какое жуткое чувство, оно растет во мне, я ощущаю его все сильнее и сильнее…
Неужто дети и правда так пугаются из-за какой-то ерунды? Но это же ужасно!
Ладно, так что же мне делать: подойти, взять ее на руки? Нет, это полная бессмыслица: я и дотронуться-то до нее не могу, мои руки проходят сквозь нее, как сквозь воздух.
«Бог! Бог, прошу тебя!»
Его, естественно, нет. Я должен был догадаться, это — очередной трюк из серии «Ты должен научиться сам», как я это ненавижу… Ну, он у меня получит…
С ума сойти, с каждой секундой я боюсь все сильнее и сильнее — как Ивуар. Надо сказать, что тут, в комнате, еще и темно — хоть глаз выколи. Как они не подумали оставить ей ночничок! Страшная тяжесть давит мне на грудь, как будто я завален камнями. Я делаю вид, что глажу ей волосы, — пусть это ничего не дает, но мне теперь и самому нужно успокоиться. Мне плохо…