Маленькая незнакомка

Риверс Ли

Рот Эбигейл прильнул к рту незнакомца, и Оливия отправилась за очередным напитком, по пути проверяя свой телефон. Я остаюсь позади нее, мои руки сжимаются в кулаки, когда я вижу, как люди смотрят на нее. На то, какая она чертовски сексуальная.

Если бы у меня был пистолет, я бы уже пустил пулю как минимум десяти людям в голову.

В противогазе она меня не узнает. Ни как байкера, ни как своего брата. Я остаюсь рядом, наблюдая, как она платит за еще один напиток и потягивает его, отходя в сторону. Ее каблуки щелкают

по бетону, звук смягчается, когда она осторожно покидает танцевальную часть фестиваля и направляется к ярмарочной площади.

Некоторые костюмы впечатляют, а некоторые просто смешны. До того как я оказался в тюрьме и отгородился от мира, я никогда не видел в Хэллоуине ничего особенного, но моя сестра всегда его любила. Она любит пугаться, а я полагаю, что вся тема этого праздника в том, чтобы быть страшным.

Хорошо, я буду страшным.

Она заходит за угол, и я вижу возможность наброситься на нее. Я достаю отвертку из заднего кармана, сокращаю расстояние между нами и хватаю ее за волосы на затылке, затем вдавливаю отвертку ей в спину и засовываю ее между двумя сломанными тракторами.

Оливия кричит, но ее крик заглушается, так как я закрываю ей рот.

— Ш-ш-ш, - шепчу я ей на ухо, раскручиваю ее и прижимаю спиной к колесу трактора.

Я прижимаю отвертку к ее горлу, ее зрачки расширяются, дыхание затруднено, но блеск в глазах говорит о том, что ей это нравится.

Я наклоняю голову.

— Кай, - говорю я, и она немного расслабляется. — Это, - начинаю я, нащупывая острием отвертки ее пульс, - то, что я сделаю.

Заметит ли она, как ломаются мои слова? Как плохо я их произношу?

Она прикусывает губу.

— Хм. Что теперь?

Я ухмыляюсь под противогазом, убираю с ее шеи отвертку и провожу ею по груди, царапая кожу.

Она никогда не слышала моего голоса, как Малакая. В перчатках она не видит ни моего лица, ни цвета волос, ни татуировок. Единственное, что объединяет эту версию меня с моей настоящей сущностью, - это мой рост.

Я на мгновение замираю перед ней. Такая красивая. Такая, блять, моя.

— Я дам тебе фору.

Мой голос грубый, но мне каким-то образом удается произнести эти слова без запинок и обдумывания артикуляции каждого слога. Я наклоняю голову в сторону кукурузного поля.

— Беги, маленькая незнакомка.

Беги. Интересно, вспомнит ли она, как бросила мне это слово столько лет назад? Но если это и вызывает у нее какие-то воспоминания, она этого не показывает. Я отступаю назад, мои штаны натягиваются на растущий член, когда она делает глубокий вдох и исчезает в кукурузном поле.

Я считаю до пяти, десяти, пятнадцати, двадцати и переворачиваю отвертку в руке, прежде чем погнаться за ней.

Черт, она умеет бегать.

Я и забыл, что Оливия когда-то была чирлидером и обладает выносливостью бегуна на длинные дистанции.

Ее

каблуки валяются выброшенными посреди поля, и я слышу, как она задыхается, чем дальше мы удаляемся от фестиваля. Звучит жуткая музыка, гогочущий смех монстра, и я слышу, как она вскрикивает, споткнувшись обо что-то.

Я останавливаюсь за высокими посевами кукурузы, задыхаясь и сжимая в руке отвертку. Она поднимается на ноги, крутится влево и вправо, размышляя, в каком направлении лучше идти. Лес совсем недалеко. Я мог бы затащить ее туда, но мне нравится эта обстановка. Она выглядит испуганной, но в то же время жаждет, словно хочет, чтобы я ее поймал.

Незнакомец.

Откинув волосы с лица, она поворачивается и бежит дальше от музыки, а я ухмыляюсь, делая осторожные шаги, позволяя ей уходить все дальше и дальше, пока не набираю темп. Мои ботинки тяжело ступают по опавшей кукурузе, и я вижу, как она оглядывается через плечо, замечая меня, а затем ее глаза расширяются, и она громко вскрикивает.

Черт, мой член твердый, и я не думал, что Оливия может бежать быстрее, но я ошибался. Даже так, как она одета, я должен увеличить скорость, чтобы догнать ее.

Моя рука сжимает заднюю часть ее вуали, запутываясь в волосах, и она вскрикивает, когда я отбрасываю ее в сторону, заставляя перекатиться по защепленным посевам. Мгновенно она начинает ползти на руках и коленях, пытаясь убежать от меня.

Я хватаю ее за лодыжку, и она бьет меня по лицу, едва не сбивая маску. Она снова пытается ползти вперед, но я раздраженно стону и хватаю ее за нижнюю часть затылка, заставляя упасть лицом в грязь, а сам становлюсь позади нее. Она бьет меня сзади, но ее попытки бесполезны, так как я срываю с нее трусики, кладу их в карман и достаю отвертку.

Она замирает, когда я провожу острым плоским наконечником по внутренней стороне ее бедра, вгоняя его достаточно глубоко, чтобы вызвать тонкий разрыв на чувствительной коже. Маленькие струйки крови стекают по ее бедру.

Она неподвижна, но я слышу ее сбившееся дыхание, когда я перевожу наконечник на другое бедро.

Ее задница приподнята, я задираю ее жалкую юбку, обнажая ее, и она вздрагивает, когда я выпускаю изо рта под маской струйку слюны, которая попадает на ее заднее отверстие.

Она вздрагивает, отталкиваясь от меня, когда я отвожу отвертку от ее бедра, наклоняясь над ее телом. Я отпускаю ее затылок и хватаю за волосы, откидывая ее голову назад.

— Открой, - требую я, прижимая рукоятку отвертки к ее губам.

Она раздвигает их, берет рукоятку в рот и сжимает губы.

— Соси.

Мой член грозит разорвать комбинезон, прижимаясь к нему, но я отказываюсь выпускать его на свободу. Сейчас речь идет о ней, и я собираюсь заставить ее плакать.

Я хочу заставить ее рыдать и от удовольствия, и от боли. От страха и ужаса.