Маленькая желтая лампа
Шрифт:
Ничем хорошим его стандартная служебная обязанность в случае со вторым пилотом не кончится. Оттого доктору Мадянову все сильнее хотелось проникнуть в тайну своего соседа, если таковая вообще существовала на свете.
К вечеру – сие относительное понятие действовало только для гражданской части экспедиции – в экспресс-столовой собралась практически вся команда «Пересмешника». С вахты вернулся Антоний, а пан Пулавский соответственно на нее заступил. Это было в данных обстоятельствах весьма кстати. Арсений ни на минуту не сомневался, что у интенданта хватило бы ума поднять за столом мучивший его вопрос чужих соплей на камбузе, и разъяснение проблемы, конечно, не улучшило бы аппетита у присутствующих.
– Сатурн
– В ближайшие два часа ждем местного панорамного контакта с «Латоной», – благодушно подтвердил информацию пират Хансен.
Доктор Мадянов в очередной раз удивился, как это Командор умудряется поглощать в один присест огромное количество пищи и при всем том, в отличие от сеньора Рамона, всегда внятно говорить за столом. Вообще сегодня старый Юл пребывал в отличном настроении, чем Эстремадура и не преминул воспользоваться в корыстных целях:
– А как же Рея? Вы же обещали, если будем в досягаемой близости?…
– Не переживайте, Рамон, не будем, – улыбнулся в ответ Хансен, кажется, его забавляло всякий раз сообщать невезучему астрофизику печальные вести. – Рея от нас уходит, а ради вашей прихоти облетать Сатурн никто не намерен. Да и невозможно это. Так что, придется вам удовлетвориться кратким панорамным контактом с Лестеровскими лабораториями. Впрочем, остается еще «Латона». Могу позволить вам взять на борт одного гостя сроком на сорок земных минут.
– Кому нужна ваша «Латона»! Подумаешь, радарная станция и крошечный рудник по добыче ниобия! Я не металловед! – негодование сеньора Рамона можно было понять: «Латона» – всего лишь спутник спутника, небольшой астероид, неравномерно обращавшийся вокруг Титана, промышленный объект, не представлявший для молодого ученого ни капли интереса.
– Как хотите. Мне же меньше хлопот. Зато вы, Рамон, ни во что не вляпаетесь. С вашими-то талантами! – задел за больное астрофизическое место пират Хансен.
Кстати сказать, с везением, обыденно-ежедневным, у сеньора Рамона и впрямь были напряженные отношения. Группа статистически необъяснимого риска, вот как называл подобных ему персонажей сам Мадянов. Биологический возраст здесь ни при чем. И в двадцать пять, сколько было Эстремадуре, и в восемьдесят общая картина для этих людей все равно не менялась. Правда, несостоятельными неудачниками особей из группы риска тоже не получалось назвать. Как раз в общем плане профессиональной карьеры или любовных успехов у них все было в полном порядке. Происходившее с сеньором Рамоном и схожими с ним нестандартными личностями доктор Мадянов называл для себя Вопросом Трех Дверей. Суть заключалась в следующем: перед человеком мысленно на выбор Арсений ставил три закрытых для взора, совершенно одинаковых портала. За первой дверью таился свободный и безопасный проход к заветной призовой «морковке». За второй – смертельная опасность и даже в случае выживания голая дырка от баранки на финише. За третьей – как раз та самая желанная «морковка» но чтобы до нее добраться, приходилось или проваливаться в вонючую лужу, или наступать на кусучую крысу, или унизительно рвать штаны на самом интересном месте. И такие, как сеньор Рамон, всегда с завидным постоянством выбирали именно третью дверь. То есть свою «морковку» эти ослы получали, но какой нелепой ценой! Если их тошнило, то чаще за парадным столом, и они не успевали добежать до туалетной комнаты, если они спотыкались, то непременно падали кувырком в единственную на всю округу сточную канаву, если делали предложение своей даме, то от волнения обязательно путали ее имя. Очень даже Командор был прав на счет магистра-астрофизика, из всех обитателей «Латоны» уж наверняка сеньор Рамон «случайно» выбрал бы гостем самого обременительного дебошира. Впрочем, Эстремадура сдаваться не собирался, а напротив, начал усиленную торговлю, чтобы в первую очередь именно ему позволили связаться с Лестеровскими лабораториями на Рее.
– Знаете что, Рамон, идите-ка вы в рубку! – не выдержал в конце концов Командор. – И договаривайтесь с Пулавским сами. Если Збышек вам позволит, что же, глазейте на ваши лаборатории, сколько влезет! Но будьте любезны сначала доесть ужин и постарайтесь при этом не подавиться.
– Ага, как же! Пан Збигнев так сразу мне и разрешит без вашего прямого указания. Да меня и на порог не пустят, – по-детски надул щеки Эстремадура. Отношения с корабельным интендантом у него были напряженные. В смысле таковыми их считал непосредственно сеньор Рамон, напротив, пан Пулавский очень радовался своему молодому соседу и через меру докучливо опекал, будто приемного сына. В основном это выражалось в форме принудительной трудотерапии, сопровождавшейся подробным изложением поучительных историй из жизни самого пана интенданта. – Вот если вы, любезный доктор Го, пойдете тоже?
– Дорогой мой мальчик, лишняя спешка вредит даже самому благому начинанию, – улыбнулся в ответ магистр Го Цянь, он давно уже сидел перед пустой тарелкой, из учтивости не желая покидать застолье первым. – Чем тратить себя на уговоры господина вахтенного дежурного, что станет для вас во время, равное нескольким часам, не лучше ли эти часы подождать? И тогда свободно попросить. Ведь спутник выйдет уже на связь, и не будет очевидной необходимости принести вам отказ.
– Ах, не могу я ждать! – сеньор Рамон торопливо глотал последний кусок. – Вам легко говорить, господин Го, у вас генетически заложенная способность к терпению. А я человек действия!
– Бестолкового! – достаточно громко прокомментировала ситуацию Тана. Со звездочетом Эстремадурой она пребывала в состоянии перманентной словесной войны. Наверное, близкий ей по возрасту молодой человек то ли безмерно раздражал, то ли всерьез нравился корабельному навигатору-протектору. Доктор Мадянов не исключал ни ту ни другую возможность.
– От вас много толку! Сколько раз просил посчитать одну-единственную ерундовую штуковину, и куда, спрашивается, вы меня посылали?
– Ну да! На трехмерном метеоритном отклонителе! Харя, в смысле лицо, квадратным станет от такой наглости! Чего захотел! Кроме меня и Командора, к нему разным-прочим посторонним даже пальцем прикасаться запрещено, а не то считать твои дурацкие траектории. Сказано же, не будет кометы! Вот и уймись!
– Очень грубо, – заметил ей обиженный совсем Эстремадура. – Впрочем, я обойдусь своими силами. А сейчас я очень рад, сеньорита, что покидаю ваше злобное общество, – астрофизик демонстративно отвернулся. – Так как же, Хансен, могу я сослаться на вас?
– Ссылайтесь на кого хотите. Вы мне надоели куда больше, чем в свое время Огородный Билл, – и это признание Командора дорогого стоило. Доктор уже знал, что Огородный Билл, самый злостный и неуловимый контрабандист периода второй нарковойны, немало попортил крови пирату Хансену.
С уходом Эстремадуры ужин в оставшейся части прошел почти мирно, если не считать некоторых косых взглядов: комиссара Цугундера – в сторону красотки Таны, а всех остальных неосведомленных в утреннем происшествии – на все еще заметный фингал под комиссарским глазом. Уже собирались пожелать друг другу спокойных сновидений, Командор успел встать из-за стола, как бы тем самым отдавая команду «Вольно! Разойдись!», но тут вдруг в столовую бешеным лошадиным галопом примчался Эстремадура. Доктор Мадянов подумал на миг, не употребил ли пан интендант по отношению к «сынку» умышленное рукоприкладство?