Маленький Большой человек
Шрифт:
Но этого обычно не происходило; и когда стадо уносилось, к вам на фургоне подъезжал ваш шкуродер, который до того момента находился сзади, и приступал к работе над убитыми животными: делал несколько длинных надрезов, накидывал веревку вокруг собранных на шее складок, другой конец веревки привязывал к лошади и отгонял её — таким образом сдирая шкуру целиком. А в лагере шкуры растягивали на колышки для просушки, после чего высушенные шкуры складывали в штабеля в ожидании заготовителей, которые время от времени посылали фургоны во все охотничьи лагеря.
Ну вот, сэр, чем я был занят зимой семьдесят первого, и тот промысловый сезон мы с моим шкуродером закончили за рекой Канейдиан, в техасском Пэнхендле. В конце марта вернулись в Колдуелл и получили от заготовителей за шкуры около шести тысяч долларов за зиму, что означало, что за свой первый промысловый сезон я один убил две с половиной тысячи бизонов. А такие матерые ребята, как Билли Диксон или старик Киллер, добыли куда более моего.
Однако, по-прежнему казалось, что бизонов не стало меньше. Возле речки Луговой Собачки, ниже Канейдиан, мы со шкуродером поднялись как-то раз на вершину холма и увидели перед собой бескрайнее пространство, устланное буроватой шерстью. По-моему, видно было миль на 25 — день был ясный. Так вот, проведя вытянутой рукой слева направо по линии горизонта, вы очертили бы пространство, на котором был миллион бизонов…
В Колдуэлле я расплатился со шкуродером, с кредиторами за снаряжение и после всего у меня оставалось ещё несколько тысяч. И с этими деньгами я направился в Канзас-сити посмотреть на успехи Амелии.
Но прежде чем рассказать об этом, должен вскользь упомянуть о некоем любопытном совпадении. Помните, что передо мной гонял из Сан-Педро в Прескотт фуру один парень с очень смешным именем? Уайетт Эрп? Ну, так вот, я столкнулся с ним во время охоты и хочу вам сейчас об этом рассказать…
Глава 23. УСПЕХИ АМЕЛИИ
Мы тогда стояли у Солёной протоки, есть такая на реке Арканзас. Ночью, настрелявшись за день, охотники на бизонов в округе обычно сбивались на ночевку в тёплые компании — вместе выпить, поболтать и перекинуться в картишки. А неиссякаемым источником спиртного были коробейники, которые то и дело заявлялись на фургонах, полных виски в бочках. Не было такого медвежьего угла, куда б не добрались эти удальцы — хоть к чёрту на кулички. В прерии ведь пруд-пруди мест, где раз плюнуть помереть без воды, а вот промочить горло или даже напиться вдрызг можно было едва ли не везде.
И вот как-то вечером мы с моим подручным шкуродером подъезжаем к соседнему лагерю пропустить по маленькой и — кого бы вы думали я там вижу — у фургона на раздаче хлопочет мой братец Билли собственной персоной! Ну, что сказать вам про него — как нашёл в молодости дело, чтоб грело душу, так от него ни на шаг. Может, помните, рассказывал я, как встретил его в пятьдесят седьмом — он тогда сбывал краснокожим своё огненное пойло самого дерьмового пошиба. Ну, он так быстро и так низко опустился ещё тогда и за следующие пятнадцать лет хуже не стал, потому как, хуже было просто некуда. Зубы вот только порастерял, а так все тот же. Такой же фрукт. Как раз заливал клиентам о своем знакомстве с Джоном Уилксом Бутом, которого вроде бы, вовсе и не убивали, и живёт он себе, мол, как ни в чём ни бывало в Эль-Пасо, штат Техас, и что у него там лавка.
Припомнил я тут, как из собственных уст его слыхал, на чём настаивает он свой товар, и решил, что лучше мне, пожалуй, воздержаться от такого добра, но вот шкуродера своего отговорить не смог, ибо иначе пришлось бы признаться насчёт сродственника, а мне это было вовсе ни к чему — вот он пошел и потребовал себе налить:
— Ну-ка, плесни своей гремучей смеси!
И надо же такому случиться: у Билла как раз бочонок почти закончился — осталось на самом донышке, и ему пришлось его наклонить, чтобы наполнить ковшик. Так вот, приподнимает он его слить остатки — и тут при свете костра мой шкуродер замечает неладное — таращится в бочонок, потом на Билла.
— Постой, постой… — говорит он. — Это чего там такое… плавает?
Бил отвечает:
— Да, это так, ничего… просто винный камень… Знаешь, как в хорошем вине?
Тут шкуродер отпихивает его в сторону, хватает бочонок и опрокидывает. И вместе с жижей на землю возле костра шлепается с полдюжины… голов, коих опознать для этой публики особого труда не составляло.
— Ка-а-амень? Я те дам камень, сукин ты сын! — закипает шкуродер. — Да ведь это головы! Гремучей змеи!
На это заявление Билл лишь щербато скалится:
— Да уж не коровьи.
Тут парни начинают заводиться. Того и гляди все бочки ему переломают вместе с ребрами. И тогда он признается, что в каждом бочонке на борту его шхуны прерий содержится ровно по шесть змеиных голов. Эта новость заставляет некоторых отчаянных голов, кто уже отведал, отойти в кусты и мучиться там морской болезнью, а остальные — без лишних слов — достают веревки и присматривают сук покрепче, такой, чтобы выдержал моего братца; но тут сквозь толпу протискивается длинный как жердь паренек и обращается к Биллу:
— Ну, ты, запрягай и вали отсюда! И чтоб духу твоего здесь больше не было.
— Да от этого никто ещё не умер! — вопит от возмущения Билл. — Я же как лучше. Для вас стараюсь. От них оно ядреней. Вернее пробирает. Всем нравится. Это ж такой продукт. Вали отсюда! У повторяет долговязый. — А вы, ребята, расступитесь! Дайте ему пройти! И пусть катится колбаской на все четыре стороны!
И, ей-Богу, все расступились. Сам не знаю почему — мне-то он совсем не показался: парень как парень, ничего особенного. Хотя нет — было в нем что-то такое сродни Кастеру или Хикоку, и не только длинные патлы — какой-то особый кураж, что ли…
А шкуродер подходит ко мне и возмущается:
— Ну, ты когда-нибудь видал такое?
Я злился на брата, чувствовал себя не в своей тарелке и вообще мне было не по себе — и тут я не удержался и похвастал харчами. Получился звук вроде «и-и-э-э-рп» — так на меня подействовал вид этих самых змеиных голов — хотя бурды этой я в рот не брал ни капли.
Тут возле меня оказался долговязый, ледяным взглядом окидывает меня из-под чёрных бровей и спрашивает:
— А ты чем недоволен?