Маленький Большой человек
Шрифт:
Глава 3. У МЕНЯ ПОЯВЛЯЕТСЯ ВРАГ
Для Шайенов мужчина и женщина — совсем не одно и то же, разница очень большая — побольше, чем между мёртвым и живым, если хотите знать — и, когда они выяснили насчёт моей сестрицы, то обрадовались. К тому же антилопу уже всю съели, а собака ещё не доварилась, и потому все, кто был в палатке, столпились вокруг нас, чтобы удовлетворить своё любопытство.
Кстати, делали они это по-своему тактично — в основном, ограничивались тем, что разглядывали её в упор, некоторые щупали одежду, но к телу никто не прикасался. Мне кажется, если б мы могли понять в эту минуту, что бормочет Падающая Звезда, мы бы обнаружили, что она приносит Кэролайн кучу извинений за то, что дала волю рукам — хотя, как оказалось, и не напрасно. Вообще меня, белого, всегда восхищало, что эти дикари совсем не лишены чувства такта и вовсе не грубы — разве что от невежества.
Ко мне особый интерес проявила, конечно, малышня. Среди прочих был тут и Маленькая Лошадка — тот самый мальчишка, который смотрел за лошадьми. Я сразу пришёлся ему по душе, а он мне, как я уже сказал, не понравился; но я уже тогда был парнем сообразительным — деваться было некуда — иначе я и недели не протянул бы, не говоря уже о том, чтобы дожить до своих ста с лишним лет. Так вот, когда я заметил, что он разглядывает мои ботинки, я тут же сбросил их и протянул ему. Но индейцы обуви боятся, им и подумать страшно о том, чтобы засунуть ноги в эти тесные штуковины, — и он притворился, что не понял.
А тут и собака сварилась, и её сразу же начали делить. Слава Богу, собачонка была маленькая, а едоков много, хотя нам с Кэролайн как гостям досталось по большому куску. Никто не ложился спать, наверно, до полуночи. Я говорю, «наверное», потому что Шайены все время шастали туда-сюда, одни уходили — другие приходили, в палатке появлялись новые лица — заходили поглазеть на нас с сестрой; некоторые, завернувшись в бизоньи шкуры, уснули, а другие толклись тут же рядом, болтали и смеялись (ибо, вопреки мнению белых, нет на свете никого общительнее индейцев, когда они среди своих). ещё несколько часов в жилище продолжалась какая-то возня и всё это время пылал костёр: женщины, к примеру, занялись уборкой, а Старая Шкура выкурил четыре или пять трубок с разными дружками. Одним из этих дружков был — кто бы вы думали? — Горб, который, если не считать большой раны на носу, прекрасно выглядел и вполне дружелюбно бормотал что-то нам с Кэролайн. Узнал он нас после вчерашнего или нет — не могу сказать, но вел он себя, по индейским понятиям, очень достойно, в том смысле, что не винил нас за насилие и убийство, которые он учинил накануне.
Ну, а Кэролайн с той самой минуты, как её обследовала Падающая Звезда, сидела на своей шкуре в каком-то оцепенении и в этом бессознательном состоянии даже съела свою порцию собаки. Старая Шкура больше не обращал на неё никакого внимания. Он не хотел её обидеть, просто ему стало неинтересно.
Время шло, и мало-помалу костёр стал гаснуть, потому что Бизонья Лощина перестала подбрасывать в огонь лепёшки. Она улеглась спать — уж кто-кто, а она-то заслужила свой отдых. Утром я обнаружил, что мы с Кэролайн заняли её место рядом с вождём, и ей пришлось передвинуть одного из своих малышей, а тот передвинул следующего, и так все сдвинулись по кругу, словно музыканты в оркестровой яме, а мой поклонник Маленькая Лошадка оказался крайним — ему места не хватило и пришлось уйти к соседям — в типи его брата, а братом-то был никто иной как Горящий Багрянцем.
В конце концов все угомонились и только мы с сестрой сидели, глядя в догорающий костёр, над которым тонкой струйкой вился дымок и уходил вверх, к дырке высоко над головой, где сходились жерди типи, а оттуда улетал в ночь, в черное небо, вернее, не черное, а скорее синее — из-за россыпи золотистых звезд.
Рядом тихо спал Старая Шкура Типи, громадный нос-клюв торчал вертикально вверх, и над ним на кожаном шнурке висел его цилиндр. Слышно было, как сопят спящие, но храпа не было, потому как индейцев с детства приучают не шуметь без нужды. А ещё время от времени с тихим сипом осыпалась, превращаясь в пепел, последняя сгоревшая бизонья лепешка…
Да, все это было похоже на сон, но страх прошёл, по крайней мере у меня — точно. Может, кто-то меня даже осудит за это. Оно, конечно — оказаться вдали от дома, пережить смерть отца и все такое — приятного мало, и Шайен мне вдруг показалось, что не так уж все и безнадежно: в палатке тепло и сухо, а индейцы, оказывается, не так уж и кровожадны. Раз уж они не причинили нам зла сегодня, с какой стати они станут делать это завтра? Не вижу смысла кормить человека вечером, если хочешь укокошить его утром. Хотя, конечно, как не крути, а это всё же краснокожие, а краснокожие — это вам не белые.
— Ну, что скажешь, Кэролайн? — спрашиваю я сестрицу, которая сидит, опустив плечи, подперев голову руками и натянув шляпу так, что уши оттопырились. В полумраке типи мне показалось, что вид у неё довольно мрачный, и ответ её тоже прозвучал невесело:
— Ничего хорошего, Джек, — говорит она, и пожалуй, громче, чем надо бы: хозяева-то уже спали. — Видал, как они кокнули собачонку? А потом полезли меня лапать, как будто тоже собираются в котёл отправить, хотя я не слышала, чтобы они ели людей. Нет, Джек, боюсь, что от них ничего хорошего не дождешься. — Она поднялась на ноги, кряхтя и постанывая, потому что не так-то это просто — встать после того, как просидишь несколько часов, скрестив ноги на индейский манер.
И тут сестрица моя ещё раз повторила ту же самую фразу — слово в слово почти, я даже не заметил разницы, а разница-то была: «Не жди от них ничего хорошего, Джек» — сказала она и, спотыкаясь, заковыляла на негнущихся ногах к выходу — я думал, она перед сном пошла по нужде, сам-то я решил держаться до утра, потому как не хотел вылазить наружу: боялся собак — они так и шастали вокруг.
В общем, она ушла, и больше я её не видел. Долго не видел. Она пробралась на луг, выкрала из табуна лошадь и ускакала, и прошло много лет, прежде чем я случайно наткнулся на неё, но об этом я ещё расскажу — обо всем по порядку…
Какое-то время я думал, что она потерялась, пропала без вести, а потом забыл о ней напрочь. Не думаю, что кто-нибудь упрекнет меня в неблагодарности. Может, я бы и услышал стук копыт, когда она смывалась, но я сразу уснул, потому как, надо вам сказать, ничего на свете нет уютнее и приятнее, чем завернуться в бизонью шкуру — конечно, когда к ней привыкнешь и разберешься, как ею пользоваться. Правда, поначалу она грубовата, стоит колом, как фанера, а шерсть жесткая, как щетка. Но потом, когда согреешься, щетинки прилипают к телу, и кажется, что это твоя собственная шерсть.
Очнулся я утром, на рассвете, оттого, что меня разбудил Маленькая Лошадка. Он знаками показал мне: «Пошли», и я, стряхнув с себя остатки сна, что было совсем нетрудно из-за холодины, которая стояла в эту рань, пошёл за ним на поле, где паслись лошади. За ночь их в табуне явно поубавилось по сравнению с тем, что я видел накануне: ущерб, который нанесла ему Кэролайн, украв одну лошадь, ни в какое сравнение не шёл с тем убытком, который причинили юты, которые пришли после нее, а, может, на сей раз это были Поуни. Так или иначе, а Старой Шкуре Типи и его людям надо было срочно отправляться и попытаться вернуть лошадей, а то так и без табуна можно было остаться.