Маленький Большой человек
Шрифт:
Не знаю, понял ли он хоть слово из того, что она сказала, но её это не волновало, потому что она всё говорила и говорила без остановки, а он все кивал и кивал, и улыбался с непроницаемым, видом, а потом слегка поклонился и пошёл назад на своё место. Уселся, взял кусок кожи и сходу выкроил подошву, в одно мгновение все сделал, вы бы и глазом моргнуть не успели.
Я никогда не держал зла на этого Анжело. Трудно ненавидеть человека, которого ты видел один единственный раз, причём, он при этом проявлял больше интереса к твоей подошве, чем к миссис Пендрейк. Да и вообще устал я от всего этого…
Короче говоря, следующей ночью часов около трёх я встал, зажёг лампу, открутил фитиль как можно меньше, оделся, выбирая из своего гардероба что покрепче да понадёжней. Потом собрал все свои деньги — всего у меня доллара три-четыре скопилось за это время — сунул за пояс свой нож, тихонько спустился по лестнице и ушёл из этого дома навсегда.
Хотя нет, не совсем так — прежде чем уйти, я черкнул небольшое письмецо, потому как они все меня по-своему очень любили, и приколол на видном месте:
«Дорогие преп. и миссис Пендрейк. Я ухожу, но вовсе не из-за вас, вы тут ни при чем. Вы всегда были добры ко мне, но вся штука в том, что мне не стать цивилизированным человеком, как вы. У меня не получается жить по-вашему, хоть я и знаю, что надо жить именно так. Пожалуйста не ищите меня. И не волнуйтесь. Вам не придётся за меня краснеть, потому как я никогда никому не скажу, что я ваш «сын». Передайте привет Люси и Лавендеру, которым я очень благодарен за все хорошее.
Ну, теперь вы, наверное понимаете, почему я не захотел называть вам ни город, где всё это случилось, ни церковь, к которой принадлежал Преподобный. Да, если уж на то пошло, и имя «Пендрейк» не настоящее — тех людей звали совсем иначе.
Частично это объясняется обещанием, которое я дал в этой записке, но главная причина заключается в том, что каких бы дел я ни натворил за свою жизнь, включая и довольно-таки тёмные делишки, я никогда не опускался до того, чтобы публично говорить гадости о леди, не позаботившись хотя бы скрыть её имя.
Ежели кто на это способен — таких надо просто стрелять.
Глава 12. ЗА ЗОЛОТОМ
Уходя от Пендрейков я рассчитывал, конечно, податься назад к Шайенам. Видит Бог, я достаточно думал об этом и не уставал твердить сам себе, что я индеец, точно так же как живя среди индейцев, на каждом шагу убеждался, что я до мозга кости белый человек.
Я собирался переправиться на западный берег Миссисипи и топать дальше тропой переселенцев, но выйдя одним прекрасным утром к реке, я вдруг потерял всякий интерес к этой затее. Я просто представить себе не мог, как это я опять завернусь в бизонью шкуру в типи Старой Шкуры. Я не мог больше оставаться у Пендрейков, но превратиться снова в дикаря после десяти месяцев городской жизни — тоже не мог. Уж вы мне поверьте, не так-то это просто — вернуться к дикарской жизни, ежели ты уже отведал другой. Ежели, к примеру, уже попробовал, каково оно — регулярный надежный прокорм, и после этого — снова в прерию, где никаких гарантий…
Отчасти поэтому я и передумал. Ума не хватило понять, что у Пендрейков я ел каждый день потому, что меня кормили, и самому добывать свой хлеб мне не приходилось. А кроме того было ещё одно соображение; в нашем городке только и разговоров было, что про Сент-Луис, и я подумал, что раз уж я здесь рядом, в том же штате, то сам Бог велел мне повидать этот великий город. На Запад я всегда успею, а ознакомиться с местными достопримечательностями, раз уж я здесь оказался — такой возможности упускать нельзя.
Вот так и вышло, что я повернул на восток и пошёл в Сент-Луис. Да-да, именно пошёл, пешком — чтобы сэкономить деньги. Но всё равно от них почти ничего не осталось к тому моменту, когда я добрался до цели, а что осталось, то ушло на мой первый в этом городе обед, за который с меня взяли пятьдесят центов, потому как цены в Сент-Луисе просто возмутительно высокие.
Не стану вдаваться в подробности, как мне удалось там выжить, скажу только, что еле выжил. Я продал одежду, чистил сортиры, просил милостыню, воровал… За один месяц из франтоватого сынка миссис Пендрейк я превратился чёрт знает во что, в какого-то оборванца, ночующего на задворках конюшен.
И не спрашивайте меня про театры, великолепные магазины, огромные рестораны Сент-Луиса, шикарные катера, что бороздили воды Миссисипи, ибо мне довелось узнать их только снаружи, так сказать, пока я, жалкий и голодный, стоял с протянутой рукой где-нибудь неподалёку, клянча жалкие гроши, покуда полицейский констебль не сгонит с места.
Но через Сент-Луис проходил оживленный торговый путь на Запад, и как-то раз мне наконец улыбнулась удача: удалось наняться проводником обоза, направляющегося в Санта-Фе — несколько фургонов, гружёных всякой всячиной и запряжённых мулами. Пришлось немного приврать, конечно, но несколько фраз на беглом шайенском прозвучали очень убедительно. В Санта-Фе мне бывать не доводилось, но за многие годы тракт неплохо укатали переселенцы, и я решил, что не заблужусь. Да к тому же эти парни — хозяева обоза — болваны были несусветные и готовы были принять на веру любой бред. Они ни разу в жизни не забирались западнее Сент-Джо, однако в эту экспедицию вложили все свои деньги до цента — разбогатеть решили одним ударом за счёт «этих тупых черножопых». Звали их братья Уилкерсоны.
Ну, план их не совсем удался, потому как на нас напали Команчи, убили обоих Уилкерсонов и всех погонщиков, растащили товар, а фургоны сожгли. Трагедия случилась недалеко от реки Симаррон, когда мы уже миль пятьдесят отъехали от Арканзаса по выжженной равнине.
Ну, как вы можете заметить, меня-то самого не убили. Да, меня даже не ранили. Просто я знал, как себя вести, и когда всех остальных уже уложили, решил, что нет никакого смысла отбиваться от полусотни дикарей, имея в руках один старинный мушкет, что заряжался со ствола…
Да-а, как сейчас помню — стою это я за баррикадой из мешков и тюков с товарами, а Команчи визжат и улюлюкают, и всё теснее сжимают кольцо, а этот мой мушкет — из него пальнешь раз, а потом двадцать минут заряжаешь: если врагов больше чем трое, то они тебя кулаками забьют, пока будешь шомпол искать. В общем, оружие хоть куда.
Так вот, делать было нечего, и пришлось мне воспользоваться другим оружием — тем, что, слава Богу, было у меня на плечах. Я снова вспомнил ту бесценную притчу про Маленького Человека!