Маленький Большой человек
Шрифт:
Я не случайно сказал «страдать за грехи». В свои шестнадцать лет я и так был парень довольно испорченный, а тут ещё Преподобный со своими преподобными разговорами — они такой произвели эффект, что ночью после рыбалки мне приснились сны, в которых я вытворял всё мыслимое и немыслимое, чтобы «священный сосуд, каковым Господь создал женщину, превратить в ведро с нечистотами» — так он, кажется, выражался.
Небось, это я у него подцепил дурные мысли, точно так же, как пневмонию подхватил на рыбалке. Ибо это была именно пневмония, хотя поначалу смахивало на обычную простуду, и наутро я встал, как
Ну, тут меня, конечно, уложили в постель; потом пришёл доктор — старик в седых бакенбардах. Бакенбарды бакенбардами, но до Леворукого Волка ему было, конечно, далеко — это я вам точно говорю.
Провалялся я недели три. Был момент, когда все решили, что я умираю, и Его Преподобие приходил и молился у моей постели. Это я потом узнал. Лавендер рассказал. Он часто наведывался, когда я пошёл на поправку.
Помню, как он пришёл в первый раз… Я тогда спал целыми днями — с утра до вечера — и вот, помню, очнулся я от дремы, смотрю — стоит возле кровати кто-то чёрный… и пригрезилось мне тут, что я снова среди Шайенов… У него — у Лавендера-то — физиономия, конечно, совсем чёрная, но индейцы иногда тоже размалевывают себя в такой цвет… да это и не важно; главное, что не белый он был.
Я что-то сказал ему по-шайенски, а он глаза выпучила.
— Что, что? — говорит, и тут я понял, кто он такой, и ужасно смутился… — Ничего-ничего, — говорит он. — Ты, эта… лежи себе спокойно. Старик Лавендер — он тебе не помешает, он эта… просто так зашёл — посмотреть, как ты поживаешь.
Вот так он всегда говорил о себе — в третьем лице, словно про кого-то другого. Похоже, боялся, что собеседник обидится, если услышит от него «я», или «мне»…
— Мне показалось, что ты индеец, — говорю я ему.
Знаете, иногда человека одним словом можно расположить к себе, причём, обычно это получается ненароком. А когда и впрямь хочешь подпустить удачный комплимент — как правило, ничего не выходит. Я вовсе не хочу сказать, что до этого момента мы с Лавендером были враги — ничего подобного. Просто он в этом доме был слуга, а я — ребёнок, вот мы и не замечали друг друга, словно мебель. Сдается мне, он зашёл взглянуть на меня просто из любопытства…
— Понимаешь, дома никого нету, только Люси — вот Лавендеру и пришло в голову эта… проведать тебя. Люси, вообще-то, тоже не знает, что я здесь — а то подняла бы крик.
Я лежал на втором этаже и один занимал целую комнату, где стояла огромная кровать, такая пружинистая, что поначалу я уснуть не мог, потому как меня укачивало, словно на волнах.
— А ты что, никогда здесь не бывал, что ли?
— Почему, бывал, — отвечает Лавендер. — Мебель таскал, и эта… окна мыл, но просто так общаться никогда не поднимался. Так что, если узнают, что я здесь, ты уж, пожалуй, скажи, что сам меня позвал.
— Конечно, — говорю я ему. И тут — знаете, как бывает, когда болеешь — так вдруг жалко себя стало, я и говорю: — Кроме тебя, никому, наверное и дела нет, живой я тут или помер уже. Ни одна живая душа проведать не пришла.
— Да ты просто не помнишь, — говорит он. — Хозяйка тут все время с тобой сидит, и Пендрейк заходил — молитвы свои читал. Небось, если б не он, был бы ты уже покойничек. И положили бы тебя в гробик. И вырыли бы тебе уже могилку в сырой земле, опустили бы туда, землицей позабросали бы, а сверху холмик бы насыпали. И утрамбовали…
— Слушай, давай-ка оставим эти подробности, ладно? — говорю я ему — Раз уж все обошлось, скажи-ка лучше, как ты думаешь, меня и впрямь Бог спас потому, что Его попросил Преподобный?
Тут Лавендер состроил лукавую физиономию.
— Ну, уж явно не доктор! Он и Люси прогнал, когда она принесла тебе свой настой от всех болезней — из трав, кореньев и всякого такого. Знаешь, я однажды занемог не на шутку: что не съем — все будто в отраву превращается и в желудке не удерживается. Так Люси, эта, дала мне своего настою — и недели не прошло — как рукой сняло, снова кость мог сжевать и проглотить, как собака — и хоть бы что.
Тут я ему говорю:
— А чего ты стоишь? Присел бы, что ли.
— А я, эта, вовсе и не возражаю, — проговорил он и уселся на стул, поначалу как-то скованно и неловко, но потом постепенно освоился. — Слушай, а забавно вышло, эта, что ты меня за индейца-то принял. Я и не знал, что они чёрные, индейцы.
Тут только я сообразил, что на груди у меня, оказывается, горчичник, потому как в этот момент он начал пощипывать, и пока мы говорили, я усиленно скрёб себе грудь.
В общем, я ему говорю:
— Я видел Шайена черного, почти как ты — на Соломоновой речке это было. Они его называли Мохк-ста-випи, потому как они таким манером всех цветных, вроде тебя, называют.
— Это что же значит — Чёрный Человек, что ли?
— Нет, Чёрный Белый Человек.
Тут он громко рассмеялся, а потом вдруг умолк, с сокрушенным видом покачал головой, а потом говорит:
— Мне надо идти жечь листья, — и ушёл. Уж не знаю, обидел я его, или нет, но я сказал правду, а значит, и винить мне себя не в чем.
Однако на следующий день он снова явился — не запылился, как только миссис Пендрейк ушла по магазинам, а Его Преподобие засел в своём кабинете. Люси он на сей раз не боялся, потому как, набравшись храбрости, испросил у Пендрейка разрешения наведаться ко мне, каковое разрешение и было ему дадено.
Он осмелел настолько, что взял стул и уселся, не дожидаясь приглашения, против чего я лично возражений не имел, потому как вследствие моего особого воспитания у меня никогда не было никаких теорий насчёт того, что чёрномазому можно позволить, а чего нельзя, хотя множество белых в Миссури постоянно ломали голову над этой проблемой.
Видите ли какое дело, оказалось что Лавендер просто влюблен в индейцев. Помните, я говорил, что миссис Пендрейк в первый день все слушала мои воспоминания, ловила каждое слово. Только это было в первый и в последний раз, и больше мы с ней к этой теме не возвращались. А в первый раз она — с её манерами — просто не могла поступить иным макаром. А остальные, с кем доводилось сталкиваться, — они, я так полагаю, скорее сквозь землю провалились бы, чем заговорили со мной про индейцев.