Маленький Большой человек
Шрифт:
Так что это выполз я и, едва оказавшись за краем фургона, вскакивая на ноги, гляжу — аб! — прямо передо мною знакомое лицо, точно, да это же Горящий-Багрянцем-На-Солнце! Лицо, само собой, сильно размалёвано, но размалёвано так, как и когда-то, иначе бы я его не признал.
Нельзя не сказать, что пока я поднимался, два других индейца — хвать меня за руки — и заломили их назад, к тому же ещё отобрали нож и револьвер. Да-а-а, эти парни явно не питали к нам дружеских чувств. Они по-прежнему выкручивали мне руки, но я не брыкался и не лез в бутылку, так что сумел разглядеть, что мои погонщики все до единого схвачены, правда, в разных положениях, кто стоя, кто лежа, хотя и не похоже, чтоб кто-нибудь из них перед этим рыпнулся.
Даже мое положение оказалось затруднительным, хотя я вроде с этим индейцем был знаком. Тем более, что Горящий-Багрянцем-На-Солнце не очень-то спешил меня узнавать. Да и ко всему упустил я из вида, что раскрашенное лицо способно перепугать до смерти, если вдруг нежданно-негаданно столкнуться лицом к лицу.
Сомбреро своё я обронил, так что Горящий прекрасно видел черты моего лица. Да и с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз, прошёл всего лишь год, ну, полтора, не больше, правда, я стал отпускать усы, но они ещё не могли так уж изменить мою внешность.
Но он оставался неприветлив и когда заговорил, и глаза его на размалёванном красной краской лице с белыми линиями от переносицы под ними выказывали явную неприязнь.
— Почему, — спрашивает он, ясное дело, по-шайенски, — ты похитил лошадь моего отца?
Тогда-то я и заметил, что рядом другой индеец держит за недоуздок того пинто, что я купил в Денвере. Этот индеец оказался моим старым знакомым по имени Тень Что Он Заметил, может, помните, это Тень водил меня в мой первый набег на Ворон, когда я ещё заработал своё индейское имя. Однако сейчас на меня он смотрел зло.
— Брат, — обращаюсь я к Горящему Багрянцем не без некоторой поспешности, — разве ты меня не узнаешь?
И что, думаете, он хоть на секунду усомнился, откуда это я так свободно говорю по-шайенски? Как бы не так!
— Вам, белым людям, — говорит он презрительно, — мы дали кров и пищу, когда вы были голодны и заблудились, потому что мечты о жёлтом песке совсем лишили вас разума. А потом вы похитили наших лошадей. Вы все очень плохие люди и мы не желаем заключать с вами никаких договоров.
Соратники, явно и горячо разделяя его негодование, что-то сердито пробурчали себе под нос. А я смотрю на него и все не могу взять в толк, чем это он так недоволен, поэтому весьма подробно объяснил ему, где и при каких обстоятельствах я приобрел этого пони, заметив, что теперь он может взять его, как полагается по обычаю, потому что он мне брат.
Уже несколько раз я употребил слово «брат», и это в конце концов стало доходить сквозь орлиные перья до его тупой башки. Поэтому, после того как ещё некоторое время он пообличал белых, крайне неприятным образом потрясая ружьём; при каждом таком взмахе, те двое, что держали меня за руки, каждый раз хорошенько меня встряхивали, а остальные индейцы при этом принимались метать свирепые взгляды на моих погонщиков и что-то ворчать по адресу этих бедолаг, которые — хотя обычно это грубая, сквернословящая, кичливая публика — теперь от страха совсем оцепенели; прошло уже довольно много времени и я уже почти потерял всякую надежду, потому как проживи среди индейцев пять лет, а всё равно они выводят тебя из себя; короче говоря, в конце концов он с раздражением сказал, хотя на этот раз причиной его раздражения был лично я, а не расовые предрассудки:
— Почему ты всё время называешь меня «братом»?! Я не хочу, чтобы ты это делал. Я тебе не брат. Я — Шайен.
А смуглый парнишка, который держал меня за правую руку, — у него ещё на поясе висела уйма скальпов, один из которых был желтоволос и уже никак не мог принадлежать никакому Поуни, — предложил:
— Я думаю, нам следует убить его сначала, а потом говорить.
Этого молодца я не знал, но среди прочих увидел Птичьего Медведя, Худого и Катящегося Быка, который удерживал мою левую руку.
— Так вот, — говорю я храбро, — мне кажется, что вам, Шайенам, можно доверять не больше, чем тем белым, которые причинили вам зло. Ведь всего два снега тому назад я был вам братом, жил в типи Старой Шкуры, охотился и сражался бок о бок с Шайенами, и, по крайней мере, один раз едва не сложил свою голову за них в бою. Но, конечно же, ваши лживые языки скажут, что вы знать меня не знаете, Маленького Большого Человека.
Горящий Багрянцем прервал меня:
— Он скакал рядом со мной в Битве Длинных Ножей, в которой белые люди не знали, как надо сражаться. В том бою он погиб, однако перед этим убил немало «синих мундиров». Но его тело белым не досталось. Он превратился в ласточку и улетел далеко за утесы.
— Так знай, — не выдержал я, — что я и есть Маленький Большой Человек! Иначе откуда бы я знал о нем?
— О нем все знают, — по-индейски упрямо твердит своё Горящий Багрянцем. — Он — великий герой нашего народа. А о нашем народе знают все, поэтому все непременно знают и о нём. И больше я не буду об этом говорить. — Он перехватывает ружьё левой рукой, а правой берётся за рукоятку ножа, которым снимают скальпы. — Мало того, что ты конокрад, так ты ещё и самый большой лжец на свете, — продолжает он. — К тому же ты ещё и глупец. Говорю тебе, я сам видел как МАЛЕНЬКИЙ БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК УПАЛ И ПРЕВРАТИЛСЯ В ПТИЦУ. Поэтому ты не можешь быть им. Кроме того, ты — белый человек, а Маленький Большой Человек был Шайеном.
— Посмотри на меня, — говорю я.
— Э-э-э, может, у Маленького Большого Человека и была светлая кожа, но это ещё не значит, что он был белым человеком, — гнёт свою палку Горящий Багрянцем. — К тому же ты мне показываешь на себя, а не на него.
Вот так-то. С этими проклятыми индейцами, чёрт бы их побрал, по части упрямства никакой осел не сравнится. И тогда я подумал: все, мне крышка! Тем более, когда Горящий Багрянцем пригрозил, что отрежет мне язык, чтобы не лгал. Особенно это приветствовал тот злобный тип, что держал меня справа. Впрочем, какой там тип, совсем мальчишка, примерно в тех годах, что был и я, когда убил своего первого врага. Я сказал, что не знал его, но вдруг до меня дошло, кто это.
Это был Грязь На Носу, просто с тех пор как я подарил ему пони, после того боя, в котором я заслужил себе взрослое имя, он сильно подрос.
Горящий Багрянцем достал свой нож. Я взглянул на Грязь На Носу. Чёрт возьми, стоило рискнуть. И я у него спрашиваю:
— Тот вороной, что я тебе дал на Пороховой речке, все ещё у тебя?
Свирепое выражение на его лице тут же смягчилось и он отвечает:
— Нет, его украли Поуни, когда мы два снега тому назад стояли у Горы Старой Женщины.