Маленький Большой человек
Шрифт:
Горящий-Багрянцем-В-Лучах-Солнца всё ещё болезненно переживал ту подлую шутку, что сыграли с ним охотники за жёлтым песком. Он сказал:
— Что бы мы ни делали, белые люди нас обманут. Если мы посадим картофель, они его похитят. Если мы станем охотиться на бизонов, то они их распугают. Если мы затеем сражаться, то они не будут воевать как полагается.
Ни к какому выводу он так и не пришёл, но впал в подавленное состояние и не выходил из него весь остаток этого дня и все следующее утро, и все это время просидел неподвижно прямо тут, в типи Горба — не ел, не пил, не разговаривал, и семья Горба оставила его в покое, и все просто обходили его как камень.
— Может быть, и так, — сказал Старая Шкура Типи. — Но, с другой стороны, белых людей становится все больше и больше, и они строят постоянные стойбища. Если они не находят лес, то они нарезают кирпичи из земли или зарываются в землю, как луговые собачки. И чтобы ещё не говорили про белого человека, надо признать одно — ОТ НЕГО НИКУДА НЕ ДЕТЬСЯ. Бледнолицым не видно конца. А Людей всегда было не очень много, потому что нам предназначено быть не такими, как все, а выше и лучше всех. Очевидно, не всякий может быть Человеком. А чтобы было так, должно быть огромное количество низших людей. По-моему, в этом и состоит предназначение белых на земле. Поэтому мы должны выжить, ведь без нас мир потеряет всякий смысл. Но выжить, если белые разгонят бизонов, будет нелегко. Может, нам следует попробовать работать на земле. Другие краснокожие занимались этим. Когда я был мальчиком, народ, называемый Манданы, обрабатывал землю по берегам Большой Мутной Реки. Правда, Лакоты постоянно нападали на их деревни и многих убивали. А потом Манданы заразились оспой от проезжих белых торговцев и все до одного умерли. Нет больше Манданов. — Старая Шкура Типи поднял брови. — Наверно, они не были великим народом.
— Из пахарей никто им никогда не был, — сказал Горб, после чего обратился ко мне. — Наверно, у тебя в фургонах много пороха и свинца?
Я пропустил его вопрос мимо ушей. И это было правильно, потому что я сам собирался обратиться с речью. Сейчас со мной здесь считались, и вовсе не потому, что я мог вести караван — Шайенам до этого никакого дела не было, они меня даже не спросили, что я делал все это время — нет, нет, авторитет мой держался на том, что меня считали убитым на Соломоновой протоке, а я, однако ж, вернулся.
Вот как я рассуждал. К примеру, Старая Шкура прожил в прерии более семидесяти лет, ну и что? Какой след он оставил на этой земле? Спору нет — свою землю индейцы любят, но вся штука в том, что самый жалкий бледнолицый со своей лачугой пустил в эту землю такие корни, какими не может похвастать ни один краснокожий кочевник. На это, конечно, можно взглянуть под таким углом: когда две вещи связаны, они обязательно оставляют след друг на друге; так, дерево корнями связано с землей, а земля — с деревом. К примеру, в Денвере теперь дома строят основательно, с фундаментом; не просто стенки ставят на земле, а врываются в неё, и если в один прекрасный день белые отсюда исчезнут, всё равно на этой земле надолго останется их след. Ибо нет в природе такой силы, чтобы вырвать из земли фундамент или погреб.
Может, белые естественнее индейцев! — вон оно как стал я рассуждать. Ведь даже луговые собачки и те живут оседло… Ну, теперь-то я знаю, что все живые существа одинаково принадлежат природе и никакое не может быть естественнее другого, но тогда я был молод и эти различия не давали мне покоя: как же примирить такие взаимоисключающие точки зрения. Индейцы, к примеру, считают, что они ближе к природе, а белые утверждают, что они человечнее, то есть, дальше ушли от животных. Но как на это ни посмотри, мне ясно было одно: шайенский образ жизни обречен. И не здесь я это понял, нет, а в совсем другом месте, в Денвере, потому как истина порой сперва всплывает совсем не там, где ей суждено сбыться, а в месте весьма и весьма отдаленном. Представьте себе, что вы в Китае, и там изобрели порох, а вы стоите и ясно видите, что каменные замки и доспехи рыцарей за тысячи миль от вас уже обречены.
Так что то, что я сказал, имело вполне практическую направленность. Я стоял в типи Горба. На мне было лучшее красное одеяло Горящего Багрянцем. Мы с ним уже успели обменяться подарками, и он, как это принято среди индейцев, отдал мне самое лучшее из того, что у него было.
— Братья, — сказал я, — когда я сижу среди вас, я думаю о прекрасной стране у реки Паудер, где у нас было столько счастливых минут, когда я был мальчишкой. Вы помните то время, когда Маленький Ястреб спал в своём типи и внезапно проснулся, разбуженный запахом барсучьего сала, и поднял полог вигвама, и увидел индейца-Ворону, похищающего его лошадь, и убил его? А когда Два Грудных Младенца вернулся со своей военной тропы против ютов после того как пропадал целый год, и пояс его был увешан скальпами, и он пел песню, которой его обучил орел, когда он, раненый, скрывался в сухой балке? Вы помните, как прекрасна Заоблачная Вершина, с этой своей белой шапкой и склонами пурпурно-синими? А вспомните чистые и всегда студеные воды Реки Вздорной Женщины, которые сбегают с гор, где тает снег. А леса, богатые дровами для костра и жердями для типи, а оленей с огромными рогами, а медведей в меховых шубах…
Мне кажется, что там, на Пороховой Речке, лучше, чем здесь, на этом месте. Я ничего не знаю об этом договоре, но я точно знаю, что этими краями, где мы сейчас стоим, будет проходить все больше и больше белых, потому как здесь мы всего лишь на расстоянии полета птицы от деревни белых, называемой Денвер, да большой страны белых, называемой Миссури. Я был и там, и там, и знаю, что ни одно из этих мест скоро не исчезнет, а только будет становиться все больше. И я считаю, что поскольку они будут разрастаться, то они и земля вокруг будут все меньше радовать глаза Шайенов.
Я запнулся, оно ведь нелегко быть пророком, если у тебя нет навыков.
— У меня был сон, — говорю я, — после Битвы Длинных Ножей. Я летал над всей этой землей и видел под собой белых людей, которые строили квадратные дома, но к северу, на берегах славной речки Паудер я видел великий народ Шайенов, живущих счастливо, сражающихся с Горными Змеями и Воронами, добывающих бизонов и оленей и похищающих лошадей.
Заговорил Старая Шкура Типи:
— Мне кажется, я слышал слова мудрости, — сказал он, — Мы прежде собирались говорить об этом соглашении, чтобы поддержать наших южных братьев. Туда идут Чёрный Котёл, Белая Антилопа, а они — великие вожди. Я думаю, что Арапахи, Кайовы и Люди-Змеи также будут там. Видеть все племена на мирной конференции — с бесчисленными пони, в лучших одеждах — это незабываемое зрелище. Отец Белых обещал всем поднести подарки. Просто за то, что явишься на эту конференцию, а это вовсе не означает, что надо прикасаться к перу…
Великий Отец хочет выкупить у Настоящих Людей и других племен те земли, где лежит жёлтый песок. Там будет Бент, а он — хороший человек, женатый на женщине-Шайенке. Я собирался туда отправиться и поговорить о земледелии, потому что Чёрный Котёл и Белая Антилопа, которые мудрые вожди, сказали, что Людям надо подумать о том, чтобы жить оседло…
Но сны не говорят и так, и эдак, и недаром к нам вернулся, чтобы рассказывать про свой сон Маленький Большой Человек…
Я не сообщил ему ничего нового. Индейцы вовсе не дураки, когда дело касается того, что им надо делать, а что не надо. Просто иногда у них бывают такие причины, которые белым понять нелегко. Вот Старая Шкура Типи отправлялся на этот совет главным образом для того, чтобы получить ещё одну серебряную медаль и увидеть праздник, когда сойдутся все племена и станут показывать свою ловкость в верховой езде, свои лучшие одежды, чтобы произвести впечатление на представителя правительства. Он мог даже зайти так далеко, что подписал бы это соглашение, в результате совсем не собираясь заняться земледелием.
Сейчас же после моих слов он решил забыть про всё про это и вернуться в северные края. Но вот что я вам скажу: сделал так он вовсе не из-за моего «сна», он так сделал только потому, что чертовски хорошо знал, что я белый и знаю, что говорю относительно положения в Канзасе и Колорадо.
И все они это знали, и если вы рассмотрите опять легенду, которую они создали вокруг Маленького Большого Человека, вы поймете, что я имею в виду. Она в некотором отношении не имеет ничего общего со мной лично, и раз уж так вышло, что меня отождествляют с ним, то это скорее я должен жить в соответствии с легендой, а не наоборот. И если бы я сделал что-то такое, что противоречило бы этой легенде, то это означало бы только то, что я не есть Маленький Большой Человек. Таким путем индейцы добиваются того, что их основные представления остаются неизменными, а герои — безупречными, и индейцам не приходится лгать. Хотя, как мне кажется, такой фокус не прошёл бы с теми, кто понимает принцип работы таких вещей, как деньги и колесо. После этой беседы в типи Горба вошёл другой мой сводный брат, Лошадка, одетый шайенской женщиной, и развлек всех нас изящными танцами и прекрасным пением. И мое сердце радовалось, видя что он добился такого успеха в качестве химанеха.