Малиновский. Солдат Отчизны
Шрифт:
— Понимаю, что сорвался. С кем не бывает! Верю в тебя, ты же волевой человек.
Ларин неопределённо покачал головой.
— Так что же — за победу? — Малиновский посмотрел другу прямо в глаза.
— За победу, — негромко отозвался тот, опорожняя рюмку.
Принялись за еду. Ларин то и дело наполнял рюмки. Теперь пили уже без тостов. Малиновский молчал: по его убеждению, главный тост уже был произнесён и все другие были бы сейчас совершенно лишними и даже неуместными. Ларин пил, но водка не брала его. Он чувствовал себя абсолютно трезвым, и это пугало: значит, не в состоянии
В результате была заказана ещё одна бутылка водки. А тут ещё в гости зашёл знакомый полковник из Генштаба, и они «сидели» уже втроём едва ли не до рассвета. Наконец под утро уснули.
Родион Яковлевич спал настолько крепко, что его смогли бы разбудить разве что залпы «Авроры».
Однако «Авроре» давать залпы не пришлось. Её роль выполнил офицер НКВД, бесцеремонно растолкавший спящего командующего.
— Какого чёрта? — приходя в себя, возмутился Родион Яковлевич.
Офицер что-то сказал, но Малиновский не разобрал его слов: за окном всё гремело и сверкало. Над Москвой разразилась такая гроза, что Малиновскому сперва показалось, будто он вовсе и не в столице, а на командном пункте своего фронта.
— Товарищ генерал! — Офицер был напуган: а вдруг ему не удастся поднять на ноги командующего фронтом? — Вас и товарища Ларина вызывает товарищ Сталин! — выпалил он, пытаясь перекричать громовые раскаты за окном. — Вам приказано быть в Кремле ровно в семь ноль-ноль!
— В семь ноль-ноль? — моментально переспросил Малиновский. — А сколько сейчас?
— Сейчас? — Офицер взглянул на свои наручные часы. — Шесть часов двенадцать минут.
— Так что же вы раньше не разбудили? — вскочил Малиновский. — Быстрее будите Ларина!
Родион Яковлевич, словно солдат, поднятый по тревоге, быстро оделся и устремился к умывальнику.
В считанные минуты Малиновский был готов, чтобы отправиться в Кремль. Мундир сидел, как всегда, ладно, отливали глянцем сапоги. И весь он являл собой человека здорового, энергичного, уверенного в себе, готового идти хоть в бой.
Ларин всё ещё не появлялся. И тут Малиновский услышал какой-то странный шум в коридоре: встревоженные голоса, топот ног, треск ломающегося дерева. Он стремительно распахнул дверь. К нему подбежал растерянный офицер НКВД:
— Ларин застрелился!
Родион Яковлевич вбежал в соседний номер. Ларин лежал на кровати, раскинув руки, в страшной позе убитого на поле боя. На белой простыне запеклась кровь...
Малиновский снял фуражку и застыл у кровати, отдавая последний долг старому другу. Взглянув на часы, понял, что времени у него в обрез: вождь не прощает опозданий.
4
Когда Малиновский вошёл в кабинет Сталина, его нервы будто спрессовались в единый комок. Но мозг работал ясно, готовясь выдержать всё, что ему предстоит: адекватно реагировать на все нюансы во многом непредсказуемого разговора, который должен был сейчас произойти.
Сразу же около двери Родион Яковлевич увидел Верховного, который в упор, не мигая смотрел на него, как на совершенно незнакомого и непонятно каким образом появившегося в кабинете человека. Малиновскому почудилось, что Сталин похож сейчас на боксёра, изготовившегося на ринге для удара. Слегка расставленные ноги в мягких сапогах, в которые были Заправлены брюки галифе, слегка наклонённое вперёд туловище, напряжённая готовность. Сходство со стойкой боксёра придавало Сталину и то, что его левая рука была как всегда, полусогнута в локте. И только курительная трубка, крепко зажатая в ладони правой руки, как бы свидетельствовала о том, что эта «стойка» ничего общего с боксёрской не имеет.
— Товарищ Сталин, командующий Южным фронтом генерал Малиновский прибыл по вашему приказанию, — чётко отрапортовал Родион Яковлевич.
Сталин молчал, продолжая вглядываться в Малиновского, будто не понимая, с какой целью тот пришёл. Он словно давал понять, что какие-либо разговоры с ним, Верховным Главнокомандующим, абсолютно беспредметны в то время, когда гитлеровцы уже водрузили свой флаг на Эльбрусе.
Внезапно Сталин повернулся к Малиновскому спиной и медленно пошёл по кабинету, удаляясь всё дальше и дальше, как бы не желая видеть опального генерала. Родион Яковлевич неподвижно стоял на своём месте, чувствуя, что, хотя Сталин до сих пор не произнёс ни одного слова, напряжение постепенно ослабевает. Неожиданно вспомнилось изречение: «В жизни человек с выдержкой всегда побеждает».
— А почему не прибыл член Военного совета фронта некий Ларин? — неожиданно громко спросил Сталин, и Родион Яковлевич мысленно выделил из этой короткой фразы слово «некий».
— Товарищ Сталин, член Военного совета Ларин застрелился.
В кабинете вновь воцарилось гнетущее молчание.
— А что вам, товарищ Малиновский, помешало застрелиться? — в этом вопросе прозвучало откровенное любопытство.
Родион Яковлевич ожидал именно такого вопроса, и потому он не застал его врасплох.
— Товарищ Сталин, это было бы дезертирством с поля боя. Я не имею права бросать свой фронт на произвол судьбы.
— Чувство ответственности — хорошее чувство, — заговорил Сталин. — Покончить с собой и этим снять с себя ответственность за судьбу фронта — для этого не требуется большого ума, это удел малодушных.
— Товарищ Сталин, — не выдержал Малиновский, — я обязан доложить вам, что товарищ Ларин не был трусом. Он был храбрым, преданным...
— Преступное действие, которое совершил Ларин, характеризует его в другом свете, — перебил Сталин и, подойдя, посмотрел на Малиновского в упор. — О вашей дальнейшей судьбе вопрос будет решать Государственный Комитет Обороны. — Сталин дал понять, что разговор окончен.
Когда Малиновский вошёл в кабинет Сталина, тот не поздоровался с ним, не подал руки, не предложил сесть. Сейчас же Верховный молча подал ему руку, лишь обозначив пожатие своей ладонью. Но этого было достаточно, чтобы Родион Яковлевич слегка воспрянул духом: может, не разжалуют...
На следующий день Малиновскому было объявлено, что он освобождается от должности командующего Южным фронтом и назначается командующим 66-й армией, которая ведёт бои севернее Сталинграда.