Малое небо
Шрифт:
Сработает ли это с сэром Беном? Должно сработать.
– Чувствую, что момент настал, Бен, - продолжал Суортмор негромко. Интуиция подсказывает мне, что я постиг психологию зрителя. Именно сейчас. Я знаю, что им интересно, что заставит их фантазию воспламениться. Мы завоюем рекордное за всю историю телевидения количество зрителей. Ну скажите мне, Бен, разве я когда-нибудь ошибался? Я, старый ястреб индустрии новостей?
Нет, последние слова выбросить. Закончу, как собирался раньше, решил он.
– Пойдемте, мистер Суортмор, - сказала подтянутая юная секретарша, она беззвучно вошла и, стоя за спиной Суортмора,
Сэр Бен сидел в своем кабинете, настороженно поглядывая на посетителя из-под тяжелых век. На письменном столе светлого шведского дерева стояла только большая стеклянная пепельница. Ничего больше - ни чернильницы, ни пресс-папье. Заранее продуманный эффект: сэр Бен слишком важная персона, чтобы что-нибудь делать, достаточно, что он сидит за своим столом, курит сигары и стряхивает пепел в большую стеклянную пепельницу. Ему вовсе не надо вести деловые записи или телефонные переговоры. Он размышляет и курит, вот и все. В кабинете постоянно пахло гаванскими сигарами; когда Суортмор вошел, сэр Бен в знак приветствия выпустил изо рта колечко дыма.
– Вы знаете, Бен, чего я добиваюсь, - сказал Суортмор, после того как они обменялись приветствиями и сэр Бен жестом пригласил его сесть.
– Я хочу, чтобы вы поручили мне вести новую передачу. Я созрел для этого и хочу знать, когда мы договоримся обо всем.
– Хотите знать? Вот как!
– подхватил сэр Бен. Он сохранял полнейшую невозмутимость и неподвижным взглядом сверлил Суортмора.
– Послушайте, Бен.
– Суортмор кончиком языка провел по губам.
– Мы давно знакомы, и вы имели возможность убедиться, что я всегда довожу до конца то, за что берусь.
– Он перешел к основной части своего отрепетированного монолога. Монолог длился минут десять, и в течение всей этой речи сэр Бен ни разу не пошевельнулся, все так же сверля Суортмора глазами.
– Больше ждать я не могу, - закончил он.
– Сейчас я в самой лучшей форме. Глупо держать меня на полке.
Он улыбнулся - неожиданно и ослепительно.
Наступила тишина, потом сэр Бен стряхнул в стеклянную пепельницу с кончика сигары трехдюймовую серую колбаску, и та упала в нее мертвым зверьком.
– Ну что ж, Адриан, - с ленивой резковатостью произнес он.
– Вот что мы сделаем. Мы не станем загодя планировать новую передачу. Дадим вам время в уже существующей программе. Можете начать когда угодно. Выйдете в эфир немедленно, в тот же вечер, как только раздобудете сенсацию.
– Да я хоть каждую неделю могу их раздобывать, Бен. Вы же знаете. Пятьдесят лет назад репортеры сидели и ждали, когда что-нибудь случится. Сегодня они сами ищут сенсаций, а на ловца и зверь бежит. Если у меня будет еженедельная передача, в сенсациях недостатка не будет. Вот увидите...
– Я не о том, - ответил сэр Бен, тщетно стараясь прервать увлекшегося Суортмора. Он наклонился и одарил его милостивой улыбкой.
– Я имею в виду настоящую сенсацию. Как только вы ее накроете, мы сразу же начнем передачу и запустим вас в эфир.
– У моей передачи будет свое название? Можно будет выделить ее, чтобы зритель не воспринимал материал как проходной сюжет обычной передачи? Что-нибудь вроде "Глаз Суортмора"!
– Если сделаете первоклассный материал, - закончил сэр Бен, - он и так выделится на общем фоне. И все лавры достанутся вам. А не сделаете...
– Сделаю, Бен, - поспешил заверить Адриан Суортмор.
Интервью закончилось.
Телефон у постели Джири трезвонил долго и настойчиво. Джири наконец зашевелился и зябко поежился. Скулы его обросли темной щетиной. В полусне он натянул одеяло на голову и зарылся поглубже в подушку. Но телефон продолжал звонить.
Джири нехотя выпростал руку из-под одеяла и поднял трубку. Открыл глаза, насторожился.
– Слушаю.
– Мистер Джири, с вами хотят поговорить. Соединяю. Говорите, пожалуйста.
– Мистер Джири?
– спросил мужской голос.
– Да.
– Простите, что беспокою в столь ранний час, - продолжал голос, который звучал и учтиво, и твердо.
– А который час?
– спросил Джири.
– Восемь. Пять минут девятого, если быть точным.
– О, я еще в постели, - заметил Джири и сел.
На том конце провода хмыкнули.
– Я бы тоже сейчас спал, если бы мне не на поезд. Разрешите представиться - Морис Блейкни.
– Блейкни?
– переспросил Джири. Рука его крепко сжала трубку.
– Да, мы, кажется, незнакомы, но несколько лет были почти соседями. Я из больницы Чарльза Грейсона.
– Понятно, - ответил Джири.
– Грейсон.
– Он огляделся, как бы прикидывая шансы к побегу. Потом словно окаменел, лицо стало бесстрастным.
– Чем могу быть полезен, доктор Блейкни?
– Видите ли.
– Тот помялся.
– Это, конечно, может показаться бесцеремонным, но тем не менее не могли бы вы уделить мне сегодня утром несколько минут? И побеседовать со мной?
– Конечно, - сказал Джири.
– А нельзя ли мне узнать о предмете нашей беседы?
– Видите ли, - снова замялся Блейкни.
– Ваши друзья просили задать вам два-три вопроса. Обещаю, что займу у вас всего несколько минут. Я еду по делам в город поездом, который прибывает в одиннадцать пятнадцать. Если вы разрешите мне зайти в гостиницу и подняться к вам, я буду предельно краток.
– Меня может не оказаться на месте, - ответил Джири.
– Я наметил много дел на утро.
– Он задумался.
– Хорошо... Я перенесу кое-что на другое время. Приходите в одиннадцать пятнадцать, сразу, как приедете, я буду ждать вас в холле.
– Благодарю. Мы не знаем друг друга в лицо, я подойду к столику администратора и буду держать в руках "Таймс". На мне будет серый плащ. Договорились?
– Прекрасно, - ответил Джири.
– Многие пассажиры ходят в серых плащах и держат в руках "Таймс", но не все ведь стоят у столика администратора. Я вас непременно узнаю.
Блейкни снова поблагодарил его и повесил трубку. Джири откинулся на подушку и погрузился в размышления. В комнату начал вливаться холодный серый свет ноябрьского утра.