Малое небо
Шрифт:
– На Паддингтонском вокзале?
– недоверчиво спросил главный.
– Что же там делать? Снимать локомотивы?
– Будем брать интервью, - тихо и деловито ответил Суортмор.
– У человека, который не подозревает, что у него берут интервью.
– Чистосердечные признания перед камерой?
– спросил один из бесцветных юнцов, взглянув снизу вверх на Суортмора.
– Тут дело деликатнее. Очерк о характере, - продолжал Суортмор. Человек, который нам нужен, чудаковатый ученый. Он живет на Паддингтонском вокзале. Никогда оттуда не уходит.
– А где же он проводит свои опыты?
– Я ничего не знаю о его жизни и работе, - ответил Суортмор, тщательно взвешивая каждое
– Наша цель - постичь натуру человека. Представить себе картину его жизни. Прежде всего узнать, почему он никогда не покидает вокзала.
– Да он чокнулся, - произнес главный.
– С катушек долой, и вся недолга.
– Если он сумасшедший, - допустил и этот вариант Суортмор, - его сумасшествие представляет интерес, поскольку он сам по себе интересный типаж. Нам надо будет поснимать его, а если получится - побеседовать. Возможно, он окажется крепким орешком. Надеюсь, вы возьметесь за эту работу - вам представляется редчайшая возможность проявить свои таланты.
– Господи, - выдохнул главный, оглядывая своих подчиненных, словно приглашая разделить его недоумение.
– О традиционном интервью, - продолжал Суортмор, - скорее всего, речи быть не может. Если он обнаружит камеры, он просто уйдет, я абсолютно уверен. Поэтому снимать придется с большого расстояния. Сделать несколько кадров, пока он гуляет по платформам и так далее. А после, когда соберем достаточно материала, я попытаюсь втянуть его в разговор. Включу вот эту штуку.
– Он показал миниатюрный магнитофон с микрофончиком, который можно спрятать в цветок, продетый в петлицу плаща.
– Можно еще проще, - предложил один из юнцов.
– Включите транзистор на время разговора, дома сотрете радиозапись, а беседа останется.
– Слов нет, блестящая идея, - подхватил Суортмор.
– А потом вы мне скажете, что я как те идиоты, что слоняются по лондонскому вокзалу с включенным на полную мощность транзистором.
– Он полоснул парня ледяным взглядом и продолжал: - На худой конец, если нас постигнет неудача, можно будет использовать снятые с дальнего расстояния кадры и как-нибудь совместить их с записью. Я смонтирую кадры и комментарий в любом случае. Конечно, придется попотеть над монтажом, но это уже не ваша забота. Как только отснимем достаточно материала, привезем его сюда, и я с режиссером займусь монтажом.
– Все ясно, - сказал главный, так и не снявший пальто.
– Поехали. Мне не помешает кончить пораньше. Я, кажется, заболеваю.
Они вышли и сели в микроавтобус. Машина тронулась в путь, а на землю начали падать первые хлопья снега.
Джири как раз одевался, когда увидел снег. Он наслаждался бездельем, даже позавтракал в постели. Покончив с едой, он еще понежился, растянувшись на кровати, потом раскрыл газету, которую ему принесли вместе с завтраком, и стал благодушно просматривать ее. Газета сообщала свою ежедневно подновляемую историю о борьбе и страданиях человека, а также напоминала, что авторитет Англии как великой державы, теперь уже второсортной великой державы, какой она стала после второй мировой войны, весьма пошатнулся. Джири эти новости не особенно удручали. В постели было тепло и уютно, ему пришло в голову, что, даже если Англия разорится вконец, в постели все равно будет тепло, и уютно.
Наконец он поднялся, включил горячую воду, побрился и помылся. Потом оделся. Снег он увидел, когда застегивал рубашку. На душе потеплело, он подошел к окну. Его номер находился в торце здания, и окна выходили не к вокзалу: ему были видны крыши домов, мостовые, люди, машины. Там, где снег не тревожили, он ложился белым покрывалом. Даже под ногами прохожих он еще не успел превратиться в бурую жижу: лежал белый, а на нем проступали сырые проталинки от следов людей и длинные темные полосы от колес машин.
От снега стало веселее, он нарушил однообразие его вокзальной жизни не только тем, что изменил все внешне, но и тем, что чуточку изменил внутренний ритм. Человек ведь по-иному движется, когда идет снег, иначе, чем раньше, поглядывает на небо, чтобы узнать, будет ли снег падать еще или нет. Джири закончил свой туалет со сладостным предчувствием, что наступающий день будет необычным, надел пальто и отправился на вокзал.
Суортмор увидел Джири сразу, едва тот вышел из гостиницы. Его ребята сидели в кафе, а сам Суортмор устроился на скамейке в зале ожидания, делая вид, что читает газету. Джири в пальто и темной мягкой шляпе не спеша прошел мимо него к киоску, где после некоторых раздумий выбрал два журнала. Затем, сунув их в карман, направился вдоль платформы; там, где кончалась стеклянная крыша и платформы тянулись уже под открытым небом, он остановился.
Суортмор метнулся в кафе за операторами и показал им Джири, стоявшего вдали на платформе спиной к ним. Джири смотрел, как падает снег. Народу было совсем немного, и Джири, замерший перед завесой белых снежных хлопьев, смахивал на человека, погруженного в свои мысли в безлюдном помещении, в каком-то странном сумрачном соборе. Главный оператор без промедления установил одну из камер и начал снимать.
А Джири все стоял себе мирно на другом конце платформы и смотрел, как снег легким покрывалом ложится на покатые крыши товарных вагонов, на верхнюю часть стен и кровли домов, возвышающихся над вокзалом. Снег был липким, но оседал он везде по-разному. К примеру, на железнодорожных путях он уже запорошил рельсы, превратил их в таинственные белые линии, отбрасывающие свет в свинцовое небо. Лег он и на спальные вагоны. А на шлаковом грунте под ними лежал только плешинами. У стены за железнодорожными путями кое-где островками еще торчала жухлая трава, она впитывала снег, и ее островки оставались темными.
Джири смотрел на падающий снег; дизельный локомотив с запасного пути подогнал несколько пустых вагонов. Колеса, на которые налипал только что выпавший снег, скользили по рельсам, и их металлическая поверхность оголялась, тускло поблескивая на фоне белизны спальных вагонов. Джири был в восторге от этого зрелища. Он стоял на последних сухих дюймах платформы, прямо перед ним неровной бахромой ложился снег. Редкие снежинки залетали под крышу и приникали к его пальто и ботинкам.
Снег успокаивал Джири, приносил умиротворение. Он запорошил высокую стеклянную крышу, и вокзал стал походить на безмятежный, занесенный снегом домик под соломенной кровлей. Приглушая свет и в то же время делая его более ровным, он размывал резкие контуры предметов; у Джири было такое ощущение, словно он во сне, не просто спит, а видит тот самый сон, когда кажется, все наши обиды будут прощены и все теперь будет прекрасно.
Наконец он повернулся и хотел было двинуться обратно. И тут увидел на другом конце платформы кучку людей, что-то рассматривающих через плечо друг друга, но он не смог разобрать, что именно. Джири решил обойти их стороной. Он любил толпу, если только она состояла из людей безучастных, мысли которых витали где-то далеко, он любил случайное скопище народа. А эта кучка на другом конце платформы, хоть и небольшая, была объединена какой-то целью, и это обеспокоило Джири. Совершенно ясно, они собрались что-то вместе делать, пусть даже просто глазеть. Джири начал взбираться по лестнице, ведущей к мосту под самой крышей вокзала. Он решил дойти до противоположного конца вокзала и там спуститься на платформу. Так он избежит встречи с этой кучкой толкающих друг друга людей.