Маловероятно
Шрифт:
Забудем о дерьмовой музыке — Эштон Ричардс умеет целоваться. Мне начинает нравится, когда я чувствую, как влезает второй язык. Теперь их два у меня во рту. Один из них принадлежит Малаки, и я точно знаю, какой.
Я чувствую, как набухает клитор, внизу живота покалывает от возбуждения. Мы целуемся страстно и неспешно. Эштон покусывает уголок моего рта, а Мал целует меня с языком, и я начинаю забываться. Становится ясно, что это совсем не похоже на тройной поцелуй, потому что два парня целуют одну девушку. У них минимальный контакт друг с другом, оба
Только когда я начинаю задаваться вопросом, не одна ли увлечена этой ситуацией, Эштон кладет на талию мне руку и пригвождает к своему телу. Я чувствую бедром толстый стояк, и у меня вырывается стон. Малу ничего не достается, и он хватает меня за другой бок, притягивая к себе. Я сжата ими обоими, чувствуя, как горячая влага стекает мне в трусики.
Я должна бы чувствовать стыд, смущение и стеснение — так и есть. Клянусь, я все это чувствую. Но гораздо сильнее хочется снять одежду и зацеловать каждую клеточку их тел, пока они будут брать меня с обеих сторон. Мой рот заполнен, а соски превратились в болезненно чувствительные пики.
До меня доходит, что это снимок века — тот, который Райнер хочет видеть на обложке «Роллинг Стоунс». Его рок-звезда, его автор песен и его фотограф страстно обжимаются. Но он не может снять нас, потому что все трое пошли вразнос, и некому сделать фотографию.
Мы целуемся несколько минут, когда я чувствую, как кто-то тянет меня за футболку. Я резко открываю глаза и вижу, что это Эштон. Еще я понимаю, что он отошел от нас. Он больше не принимает участие в поцелуе. Давно не принимает, замечаю я, когда прихожу в себя и понимаю, что несколько секунд, если не минут, у меня во рту только один язык. Мои ноги вокруг бедер Мала. Я сежу на нем верхом. Господи.
— Ну же, — шепчет он нам обоим, почти не шевеля губами. — Вы солируете целую минуту. Люди уже трутся гениталиями о пол, чтобы снять напряжение.
С горящими глазами я смотрю на Каллума, который встает из круга и поворачивается к выходу. Перед тем, как вылететь за дверь, он берет мою камеру, и густое красное облако страсти, в которое меня засосало, рассеивается. Непроизвольно я бросаюсь за ним и догоняю в коридоре.
— Каллум, подожди!
Грозной походкой он направляется к лифтам, раскачивая на ходу камерой. Запыхавшись, я догоняю Каллума у лифта, где он яростно жмет на кнопку вызова. Кладу на плечо ему руку, но он поворачивается и стряхивает ее.
— Не трогай меня.
— Пожалуйста, — молю я.
Я сама не понимаю, о чем умоляю. И так ясно, что случившееся там вышло из-под контроля, что у нас с Малом был не просто поцелуй. Что были замешаны и чувства.
— Пожалуйста, что? Пожалуйста, позволь мне и дальше дурачить тебя, Каллум? Пожалуйста, разреши сосать чужой член? Пожалуйста, оставь меня в покое, чтобы я продолжила там, где начинала, с мужчиной, который по собственной воле расстался со мной?
Каллум орет мне прямо в лицо, и он красный, злой и совсем не похож на Каллума, которого я знаю, с которым было надежно и удобно. Звенит лифт, и он заходит. Я за ним.
— А я бы не расстался с тобой, Рори. Я собирался стать твоим последним мужчиной. Я терплю твои идиотские наряды и глупые странные мечты, и скучных коллег.
Он смотрит в коридор, двери лифта еще открыты. Не знаю, что ему сказать. Я даже не знаю, стоит ли признаваться в том, что случилось, потому что это разрыв, и хоть я и подло поступила, но он тоже ведет себя низко.
В тот вечер на балконе, во время рождественской вечеринки, я бросила взгляд на Мала и точно поняла, что он говорил правду.
Любить кого-то все равно что добровольно признать, что этот человек в силах тебя уничтожить.
Мал уничтожил меня.
Я разрушила Каллума.
«Думаю, ты появилась на Земле, чтобы стать моей погибелью», — несколько месяцев назад сказал Каллум.
Это правда или Каллум просто хотел, чтобы его уничтожили?
— Я хотел поучаствовать в этой тупой игре, чтобы увидеть твою реакцию. — Он показывает на президентский люкс, из которого мы вышли. — Когда я целовал ту корову, тебе вообще плевать было.
Меня передергивает от его небрежного оскорбления. Двери захлопываются, и лифт начинает спускаться к его номеру.
— Но когда Мал поцеловал ту пташку, тебя чуть не порвало. А потом ты осталась и продолжила целоваться с ним даже после того, как Ричардс самоустранился.
— Прости, — шепчу я, в душе проклиная Саммер за то, что заварила эту кашу, хотя ответственность была только на мне. — Господи, Каллум, я никогда не хотела ранить тебя.
Даже я понимаю, как убого звучат мои оправдания. Как бы хотелось повернуть время вспять.
Я бы изменила одно и только одно — я бы не тронула Мала, не расставшись предварительно с Кэлом.
Лифт звенит, и, выходя, Каллум поворачивается ко мне.
— Кстати, если бы подождала еще немного, то уничтожила бы не только мое сердце, но и банковский счет, уйдя с половиной моего дерьма. — Он засовывает руку в передний карман, вытаскивает небольшую бархатную коробочку черного цвета и швыряет в меня. Я ловлю ее, но не открываю, прекрасно понимая, что находится внутри.
Господи, Каллум.
— Второе я купил в Лондоне, потому что первое осталось в Ирландии, в том заброшенном бомжатнике, а я хотел сделать предложение как можно быстрее. — Каллум замолкает и смотрит в пол. — Но, видимо, не успел.
Глаза застилают слезы. Голова болит. Я схожу с ума. Разваливаюсь на части, и внезапно мне хочется любой ценой утешить его. Я делаю к нему шаг, но он качает головой. Не закончив сводить со мной счеты, Каллум нажимает кнопку вызова лифта, когда двери начинают закрываться.
— Это черта. — Дернув подбородком, он показывает на порог между лифтом и коридором. — Ты ее больше не пересечешь. Тут между нами все заканчивается, Рори. Мы были обречены с самого начала. Я всегда был временным явлением в твоей жизни, закуской, которой ты коротала время до основного блюда.