Малой кровью
Шрифт:
Бабушка Крошки тоже из них.
Серёгин допускал, что где-то ещё – за панелями, ширмами, под столами – прятались и другие люди. Или не прятались. Поскольку этикет беседы не оговаривался заранее, могло быть так и так.
– Счастливая ночь… так вот вы какой, – сказала вдова Ракхалла. Голос её был почти молодой, звонкий и чистый, а лицо оставалось почти неподвижным – маска и маска. Разве что чуть-чуть шевелился подбородок.
Серёгин кивнул:
– Счастливая ночь. К вашим услугам… – и сделал положенную по правилам вежливости паузу. – Я думаю, вы уже знаете обо мне всё, что хотели узнать. Если же нет, готов ответить
Вдова перевела взгляд на секретаршу. Та взяла блокнот, открыла.
– Вы можете получить награду, – сказала секретарша негромко. – И тогда мы расстанемся навсегда. Но у нас есть более интересное предложение. Мы готовы предложить вам подряд на перевозку грузов. Вероятно, предстоит совершить более трёх дюжин рейсов. Поскольку это долговременный заказ, мы предлагаем вам не проценты, а твёрдую цену.
Серёгин чуть нахмурился.
– Я не готов обсуждать оплату, пока не буду знать условия работы, – сказал он.
– Слышу разумное слово, – сказала вдова. – Расскажи ему, Ганэ.
Секретарша зашелестела блокнотом.
– Какой вес вы можете взять на борт?
– Шестнадцать камней, – сказал Серёгин. Это было чуть меньше двух тонн.
– Как долго продлится рейс к Стоячей Звезде и обратно?
– Собственно полёт – четыре часа. А сколько времени уйдёт на швартовку, никогда предугадать нельзя. Как правило, мы рассчитываем на один рейс в сутки.
– Я поняла.
Секретарша что-то написала в блокноте, зачеркнула или подчеркнула, закрыла блокнот.
– Мы можем предложить вам четырнадцать миллионов лугов за рейс. Всего получится пятьсот четыре миллиона. Если вам удастся сократить время доставки, будут начислены премиальные.
Полмиллиарда лугов, подумал Серёгин. То есть где-то восемь-девять миллионов рублей. Сорок килограммов золота, делим на троих… Больше, чем за три года в Легионе – не считая премиальных.
Если неожиданно повезёт, добавил он про себя.
Как положено, сделку закрепили застольем. Это было крепче подписей и обещаний. Подали крабовый пирог, ром, салаты, крем, а на горячее – ассан, местную жгучую разновидность то ли плова, то ли поэльи. Разговаривали вроде бы о постороннем, но из придаточных предложений Серёгин многое понял. Уже никто из богатых людей, имеющих не самые идеальные отношения с местными властями или с оккупантами, не верил в то, что Дьявола Чихо можно остановить. Многие из этих богатых людей значительную часть своего состояния держали отнюдь не на банковских счетах. Вот эти состояния Серёгину и следовало эвакуировать то ли на саму Стоячую Звезду, то ли на корабль, причаленный к ней…
И, хоть сказано об этом не было, Серёгин знал (да иначе дела здесь и не делались): когда в полёте будет он, то Крошка и Фогман окажутся в заложниках; когда же полетит Фогман, то заложниками останутся Крошка и сам Серёгин. Ждёт их вполне приятное времяпрепровождение, но… не дай бог, случится что-то непредвиденное. Просто не дай бог.
На первой же заправочной станции Юльку сильно обнадёжили: нет, у них самих подходящей проволоки не водится, она слишком редко кому нужна, но всего в двух милях отсюда крупный заправочный узел, и уж вот там-то точно есть всё.
И сейчас как раз туда возвращается бензовоз.
Водитель бензовоза был старый жирный мексиканец. На приборной доске распят Иисус, по обе стороны от него красуются детские физии – штук этак двадцать. Испанский, которым водитель (по имени, разумеется, Хуан) щедро прослаивал отдельные английские слова, Юлька понимала плохо, но от нее понимания и не требовалось. Смотри, это внуки. Они очень хорошие. Вот этот – уже моряк. А вот этот будет адвокатом…
Большая заправка стояла на пересечении сразу четырёх дорог: двух шоссе, идущих примерно с юга на север, и двух дорог поменьше, ведущих от побережья к горам. Получалась этакая решетка, типографский знак #, в центральном квадратике которого и находились – заправочная станция, супермаркет, квартал трейлеров, крошечный луна-парк с каруселью и парой павильонов, и индейский блошиный рынок с индейским же казино. На рынке было полтора десятка продавцов и ни одного покупателя. В казино вообще пусто…
Если выиграю, подумала Юлька, перебирая в кармане щепотку жетонов, одинаковых и для телефонов, и для «одноруких бандитов», позвоню Варечке. И повторила, запоминая: выиграю – позвоню.
В казино поскрипывал старенький кондиционер. В потоке охлаждённого воздуха болтались липкие ленты с мёртвыми мухами.
За кассой дремал индеец в индейском костюме и с длинной трубкой, мёртво зажатой в зубах.
Вслед за Юлькой, шумно отдуваясь, вошел шофёр Хуан и прямо направился к индейцу. Они обнялись и шумно затараторили, и Юлька поняла, что индеец ряженый.
Автоматов было всего шесть. Юлька подошла к механическому «колесу счастья», сунула жетон в щель и несколько раз надавила на клавишу, разгоняя колесо. Оно крутилось с шелестом и даже вроде бы лёгким скрипом. Стальное пёрышко дзинькало, зацепляясь за гвоздики. Потом колесо стало крутиться медленнее, ещё медленнее… и остановилось стрелкой напротив символа . В автомате некоторое время продолжалось таинственное механическое шебуршание, а потом вдруг загремела жестяная варварская медь, затрубили пружинные трубы, вспыхнули под потолком лампочки, и в корыто тупо брякающим потоком хлынули жетоны, жетоны, жетоны…
Потом, когда пришёл управляющий, настоящий индеец в простой полотняной рубахе, выяснилось, что чистый выигрыш Юлькин составил одну тысячу восемьсот сорок шесть долларов чистыми. Три сотни забрало себе государство, восемь – пошло индейцам, а немного мелочи – это был крошечный местный налог. Налог вот этого островка осёдлости между четырьмя дорогами.
Без радости, а скорее в каком-то дымном, чадном недоумении Юлька упаковала выигрыш, купила два мотка проволоки, до отвала поела в индейском же ресторанчике, прикупила с собой пирожков и соку, села в почти пустой автобус – и уже в автобусе вспомнила, что за всей этой суетой так и не позвонила…
Серёгину и Крошке вдова выделила флигелёк на задворках своего немаленького именьица, и сейчас они сидели на террасе и болтали ни о чём. По правде говоря, Серёгину уже порядком поднадоела эта размеренная жизнь – и, в чём он не хотел себе признаваться, поднадоела Крошка с её щебетом и предупредительностью. Вернее, не так: он в таком режиме мог существовать бесконечно долго. Но не хватало острого, и не хватало самого густо перчёного мяса жизни, к которому он так успел привыкнуть.