Мальтийское эхо
Шрифт:
— Да, ужин готов, — пригласила еще раз Анна Никитична.
— Я тут подшаманил свою «Ласточку», и если ваш аппетит меня удовлетворит, дам команду вечером покататься по реке и порыбачить. А сейчас команда «Сушить весла. За стол!»
— «Ласточка» — это его любимая моторка, — вставила жена, — Он только что не спит в ней.
Нет у автора подходящих слов, чтобы описать хотя бы приблизительно этот великолепный ужин и хлебосольство хозяев!
После ужина Андрей Петрович сел с Платонычем на веранде сыграть партию в шахматы. Анна Никитична все хлопотала, все приговаривала.
— Ты, дочка, не спорь. Платоныч все довезет, все дотащит до места. Вот тут, в термосах, будет утром горячий чай на моих травах. Пирогов свежих напеку, разных, и с луком-яйцом, и с яблоками, и с рыбой, и с мясом. Картошки горячей на томлю в печке с вологодским маслом, укропом, все ладненько. Ой, варенье из крыжовника не забыть, Веруська любит.
…Вечером на реке было уже прохладно. Платоныч бережно накинул на плечи «принцессы» свитер, подал шапочку. Андрею он выдал толстую тельняшку огромного размера.
— Надевай поверх рубахи, она чистая, — усмехнулся в усы. — Ну вот, человеком выглядишь.
— А фуражку и бинокль?
— Это нужно заслужить, — отрезал Платоныч. — А вот вещицу одну я тебе в дорогу дам. Верочка заказала. Трость. Специальную.
Поднялись по реке вверх километров на двадцать до большого залива. Лодка была старенькая, и мотор жутко рычал. На лавку он бросил какой-то тулупчик, сам сидел буквально на борту, к которому была прикреплена кожаная подушка. Управлял отлично, проходя повороты реки с такими брызгами и под таким креном, что дух захватывало.
— Ирина, вы не предлагали своим экскурсантам такой аттракцион? Продаю идею, — крикнул Андрей.
— Представляю этих, главным образом учительниц истории, в моторке… — засмеялась девушка.
— Вы недооцениваете историков, — обиделся доцент истории.
Платоныч немного покружил по затону, выбирая место причалить. Нашел, надел болотные сапоги, выпрыгнул из лодки, держа фал! Подтянул за фал лодку ближе к берегу, подал руку Ирине. Но берег был крутой, глина и мокрая трава, поэтому он быстрым точным движением подхватил ее на руки и поставил на сухое место. Андрей, не дожидаясь руки (и не рассчитывая на этот шаг со стороны сурового морского волка), выпрыгнул из лодки сам, причем вполне достойно.
Платоныч взял рыбачьи снасти и ушел подальше. То ли потому, что рыбалка любит тишину и уединение, то ли там, где у берега в воде колышется высокая трава и тростник, клев лучше. Андрей рыбачить не умел, но рад был случаю еще раз побродить по берегу босиком. Беззаботно, как в юности, смотреть, как заполняет вода маленькие следы в песке от девичьих изящных ступней.
Потом они искупались в теплой к вечеру воде.
— Утром уезжаем рано, в шесть, нужно… раньше лечь спать… И бабушка попросила раньше, — проговорила девушка.
Улов Платоныча был невелик. Он проворчал, что лет двадцать пять назад рыба в реках была, а потом, не выдержав этих новых «демократических свобод», так же молча, как и жила, уплыла куда-то, где действительно свободно и не так грязно.
— А почему вы не рыбачите? Бабуля считает, что вас назвали в честь апостолов Андрея и Петра. Они были до крещения рыбаками.
До усадьбы добрались быстро. Так же быстро Ирина убежала, пожелав спокойной ночи.
Платоныч сказал на прощание:
— Утром в Питере будет не до разговоров. Скажу сейчас. Не знаю, зачем вам с Верой Яновной нужно на Мальту, но я там бывал и знаю: русскому офицеру, просто русскому надо беречь свою честь, честь Родины, честь женщины. Старик Натаныч последний год перед кончиной вел себя странно, все выспрашивал меня о морских легендах. Сначала я думал, что раз он потомок русских моряков, то ему это просто интересно. Но нет, — Платоныч сделал паузу, — нет, глаза у него горели как-то нехорошо. Если ты с Верочкой едешь по его делам…. Ну ладно…. Будь здоров!
И ушел как-то ссутулившись.
… Андрей проснулся в три, уложил сумку, побрился. Подошел к окну, минут десять задумчиво смотрел на луну в темном еще небе. Вдруг к горизонту протянулась светлая, лунная дорожка. Улыбнулся про себя, вспомнив, как Пилат брел по такой вот дорожке. Может, это хорошая примета в дорогу. Кто знает?
Когда они уже садились в машину, в светящемся окне Марии Родиславовны появился ее силуэт, окно отворилось, и Андрею послышалось: «С Богом, дети!» — хороший знак. Знак Слова.
— 7 -
В красном плаще с нашитым на груди белым крестом рыцарей-госпитальеров, в белых шелковых получулках с черными подвязками под коленями, в коричневых туфлях, держа в руках меч, ранним утром 14 февраля 1560 года вдоль Большой гавани прогуливался 49 великий магистр Ордена рыцарей Св. Иоанна Жан Паризо де ля Валетт.
Да, мой дорогой внимательный читатель: автор эту главу начинает с поклона Михаилу Афанасьевичу.
Меч с красивым витым серебряным эфесом нужен был в б'oльшей мере, чтобы опираться на неровную каменистую почву форта Св. Эльма. Он также давал некую опору и тем раздумьям, которые приводят гроссмейстера сюда каждое утро вот уже почти месяц. Что касается опасности нападения — она была маловероятна: мальтийцы, большей частью христиане, относились к рыцарям доброжелательно, понимая, что Орден — оплот христианского мира. Подплыть незаметно суднам корсаров или турок было невозможно: форты охранялись рыцарями круглосуточно.
Другая, б'oльшая опасность нападения занимала мысли великого магистра. В возрасте 28 лет он участвовал в защите Родоса, когда в 1522 году Сулейману с огромным трудом удалось одержать победу над Орденом. Сейчас до ля Валетта доходили сведения, что Сулейман очень недоволен тем, что король Карл V предоставил иоаннитам Мальту, важнейший форпост Средиземноморья. Еще Сулейман весьма сожалел о том, что дал возможность именно ля Валетту вместе со всеми госпитальерами благополучно покинуть Родос.
Странным в поведении султана было и то обстоятельство, что он разрешил погрузить на «Святую Анну» не только знамена, но и огромный, многотонный архив Ордена и многотысячную библиотеку. Может быть такому великодушию рыцари были обязаны симпатии Сулеймана ко всему европейскому, в том числе к европейским женщинам. Великий магистр чувствовал схожесть линий жизни с султаном: они родились с разницей в один год. Судьбе было угодно и умереть обоим с разницей в два года.
Рыцари, эти воины-христиане, склонны были к средневековому мистическому суеверию. Ни особый аристократизм, ни выдающаяся образованность не могли избавить их от того, чтобы видеть в ряде крутых поворотов их истории, да и ряде частных случаев Господне Провидение, чудеса, знаки Судьбы и пр.