Мальвина
Шрифт:
— Баба Яга превратилась в Красавицу, — подмигивает Большой папочка, потом пытливо рыщет взглядом по комнате и вдруг, натыкаясь на Лоли, издает низкое: — Ты!
Это было совсем не громко, но я инстинктивно подпрыгиваю, и лиса во мне предлагает срочно звать Влада на помощь. Только моя отважная подруга скрещивает руки на груди и флегматично говорит:
— Привет, братик.
И звучит это так… В общем, поверьте на слово девчонке, у которой много старших братьев: брата так «братиком» не зовут.
Большой — а теперь еще и Злой — папочка все еще стоит между нами,
— Все хорошо, Маша, — слышу голос подруги. — Мы разберемся.
— Я могу подносить патроны, — на всякий случай говорю я и толкаю пирамидку, которая застревает между ног Дарского.
Подруга высовывается из-за его плеча и подмигивая, говорит:
— Этот шкаф громко падает. Поверь, я знаю.
Ну раз знает, и, кажется, даже на время забыла о своих горестях, то самое время идти к Владу и приступать ко второму акту пятничной трагедии под громким названием: «Мы, папа и Цемент».
По такому случаю Влад сегодня сам за рулем, без водителя. Еще и очень серьезно шутит, что, мол, решил дать парню пожить, а то мало ли, вдруг прилетит рикошетом родительской любви. Вот за что я люблю Влада, так это за его неунывающий характер. Мне самой страшно, а ему хоть бы что.
— А твой цербер там тоже будет? — спрашивает Влад, и это, похоже, единственное, что его тревожит.
— Без Черта никакой дачи, — скорбно заявляю я. Сейчас ему сказать, что там будет почти первоначальный состав или пусть еще подышит?
— И Смертушка?
— Смертушка? — переспрашиваю я, хоть интуитивно понимаю, о ком речь.
— Ну та, которая «Спички детям не игрушка».
Мы переглядываемся и в унисон нервно посмеиваемся.
— Ничего, рыбалка нас спасет, — озвучиваю свой план по примирению мужа и отца.
Мой папа — заядлый рыбак. Хоть зимой, хоть летом, хоть в дождь и ночью, он всегда найдет время порыбачить. И пока он молча высматривает поклевку, то совершенно не опасен. А если Влад сядет рядом, спросит о рыбацких байках и выслушает историю о двухметровом соме, его шансы на выживание будут очень даже ничего.
— Машка, а я рыбу ловить не умею, — признается как на духу Влад. — И вообще червей в руки брать брезгую.
— А удочку хоть в руках держал? — хватаюсь за последнюю надежду.
Он сокрушенно качает головой.
— Все, — выдыхаю я. — Тогда точно труба.
И в этот момент у меня звонит телефон. Легка на помине — Ксю. Монотонным голосом сообщает, что ее братья по Клану ночи подарили ей… Ох.
— Это Ксю, — говорю Владу, зажав динамик рукой, и мой муж очень даже натурально крестится. — У нее опоссум.
Влад взвешивает мои слова и с опаской спрашивает:
— Это заразно?
Слышите взрыв хохота?
Это сумасшедшая семейка Далей.
Когда первая волна нашего больше похожего на ор смеха проходит, и Влад дает по газам, потому что мы как раз застряли
— Так что за опоссум? — наконец выдавливает Влад и снова ржет. Мой муж — самый позитивный человек на свете, и его смех такой заразный, что это Влада Даля можно использовать как оружие массового поражения.
— Ничего не поняла, но на даче с нами будет еще и новый тотем моей сестры.
— Смерть с опоссумом, — протягивает Влад. — Смерть с косой вышла из моды?
Я в шутку бью его кулаком в плечо, и мы сворачиваем на следующем светофоре. Дача дачей, но без своих «детей» мы вообще никуда. Пока одеваю на них шлейки и поводки, Влад сносит в машину чемоданы — сразу после дачи, завтра в девять утра, у нас самолет. Из теплого мая — в холодные горы, в снег. И — да! — сноуборд!
Хотите, я вам расскажу, что такое два фенека? Это тявканье и ни на секунду не прекращающаяся возня. Мне приходится сесть сзади, чтобы детвора не испортила салон. Точнее, чтобы не испортила его окончательно, потому что часть обивки они уже попробовали на зуб и коготь. Хотя Влад вообще об этом не переживает: порвут — и порвут, как будто это не «Порше» и не дорогая бежевая кожа.
— Машка, ну правда, а зачем ей опоссум?
— Дался тебе этот опоссум, — смеюсь его отражению в зеркало заднего вида.
— Может, купим какой-то намордник? Ну типа как на таксу?
Я представляю эту картину, и мы с лисами почти синхронно издаем похожие на тявканье звуки.
— Я думаю, если ты протянешь к опоссуму руки, Ксю тебя проклянет.
— А она умеет? — Влад икает от неожиданности.
— Ну вот и проверим.
— Просто имей в виду: никаким там опоссумам я Изюма и Фисташку в обиду не дам.
Знаете, кого я сейчас вижу? Папу, который ведет за руки двух своих маленьких разодетых в персиковое и розовое платьица дочурок и гордо задирает нос, когда слышит в спину: «Какие хорошенькие!» И зло рыкает каждый раз, когда трехлетний карапуз тащит в подарок выдранный прямо с корнями цветок. Потому что, это же Влад: он своих малышек в обиду не даст.
И этот образ — Влад с двумя малышками — будет преследовать меня весь день точно. Ну, или пока мы как-то не подсуетимся над тем, чтобы сделать его реальностью. К счастью, в это время Фисташка не больно прихватывает меня за палец, и я быстро прихожу в себя.
Хотя, конечно, выражаясь совершенно языком девочки-ванильки — это было бы полное «мимими».
Глава двадцать девятая: Влад
На дачу мы приезжаем около семи вечера. Погода — то, что надо. Дождь, слякоть, «Порше» пару раз «поцеловал» брюхом яму на размытой дороге. И если я могу стерпеть, что фенеки в хлам угробили салон, хоть в этой неравной битве Маша стояла насмерть, то у меня зубы в пляс от всех тех ужасов, которые происходят с моей новенькой машиной. Но, как порядочный муж, молчу. Может, Вселенная примет «Порше» в качестве жертвы и не даст мне стать удобрением для картошки страшного отца семейства?