Мальвина

Субботина Айя

— Это потому что в прошлый раз на моей стороне не было тебя.

В каждых отношениях есть вот такой момент, я называю его «короткое замыкание». Когда ничего особенного: обычные декорации, тот же человек, и самые обыденные слова, но вы как-то синхронно поднимаете головы, пересекаетесь взглядами — и это словно рождение «частицы бога» в Том-Самом-Колайдере. Потому что между вами все по-настоящему. Потому что она знает, что я могу дать по заднице, если заслужит, а я знаю, что она храпит и пускает слюни во сне.

— Что? —

Машка «умывает» ладонями лицо, потом прочесывает пальцами свои уже порядком растрепанные волосы.

Кажется, самое время сказать ей, что люблю ее до чертиков сильно, что до того, как она свалилась мне на голову, жизнь была скучной и серой. И мне впервые в жизни страшно. Потому что я должен сказать, иначе рвану, но ведь не факт, что она ответит взаимностью? Да-да, по-моему, она первая в моей жизни девушка, отношения с которой похожи на прогулку с завязанным глазами по минному полю.

— Маша… — начинаю я, но Мальвина спрыгивает с пня и запросто сует руки в рыхлую землю под лопатой, вытаскивая целую пригоршню…

Брррр!

Я не гадливый, правда. Был у нас с братом инцидент: гоняли на великах, Рэм грохнулся, сломал ногу и железкой распорол бедро. Кровищи было — море. Я не растерялся, даже перевязал его, хоть и был в кровищи даже больше, чем Рэм. Но вот черви…

Блин, ну не могу я Машке в любви признаваться, когда она сосредоточенно выуживает в старую жестянку эту белую дрянь.

— Что? — не поднимая головы, спрашивает моя бесстрашная жена.

— Надеюсь, этим будут кормить рыбу, а не провинившихся гостей, — бормочу я, потихоньку отворачиваясь.

Скажу перед сном, на ухо.

[1] Самара — персонаж американского фильма ужасов «Звонок»

Глава тридцатая: Маша

Есть две хороших новости, которые я пока держу при себе, чтобы не сглазить. Первая: в этот раз Влада принимают радушнее, хоть папа и радушие — это не то, чтобы частые слова в одном предложении. И второе — Влад не тушуется, а это в нашей большой семье много значит. Ну и то, как он охотно вызвался помогать в поисках Асмодея, тоже немаловажно.

Мы с Владом из разных миров, но я вспоминаю об этом только сегодня: когда вдруг оказывается, что он и лопату держать толком не умеет, и никогда не рыбачил, и вообще бледнеет от одного вида червей. И мне кажется, что все это время Влад только то и делал, что пытался сгладить эту разделяющую нас жирную черту. И сейчас, когда игра перешла на мою сторону поля, я чувствую непреодолимое желание защитить его и от братьев, и от сестры, и даже от неуловимого Асмодея. Хоть, конечно, уж кто-кто, а Влад в защите точно не нуждается. Но он — мое.

— Хватит меня глазами облизывать, — посмеивается Влад, и я поздно соображаю, что всю обратную дорогу очень выразительно на него пялюсь. — Я не против, — тут же подвигается он, поигрывая

бровями, — но тогда ужин, — он тычет взглядом в жестянку у меня в руках, — расползется по всей округе.

— Только одно на уме, — пытаюсь разозлиться я, но ничего не получается. Ну потому что это Влад, и у него такая улыбка, что мы с лисой тут же превращаемся в двух покладистых кошек.

Влад поднимает бровь, придерживает меня за локоть и очень медленно подтягивает к себе. И этот взгляд точно не сулит ничего хорошего. По крайней мере, таким я его еще не видела: хоть на рекламу какого-нибудь казино с припиской: «Хочешь рискнуть?»

— То есть это только у меня одно на уме? — интересуется он шепотом, от которого во мне взрывается большая бабочковая бомба, и капустницы изнутри щекочут живот тысячей крылышек.

— Я скажу Ксю — и тебе не уйти от гнева Асмодея, — вяло и не то, чтобы воодушевленно, сопротивляюсь я.

А вот Влад полон энтузиазма. Может, ему свежий воздух в голову ударил? Это что еще за сумасшедший взгляд?

— Значит, это я все время к тебе липну? — продолжает наседать муж.

— Да, — необдуманно говорю я.

Влад что-то прикидывает в уме, отпускает мой локоть — и даже поднимает руки.

— Ладно, Мальвина, захочешь меня — ты знаешь, что делать.

Подмигивает, спускает очки на нос и, посвистывая, идет вперед.

Это сейчас что было?

Но сосредоточиться на мысли не удается, потому что как только возвращаемся, нас ждет просто чудесная картина, над которой, кажется, не посмеялись только стены нашего дома. Опоссум вразвалочку кочует от одного блюдца к другому, а следом за ним, тоже «навеселе», плетется Черт. А наши фенеки, обрадованные двумя новыми игрушками, подталкивают собутыльников лапами, сбивая с ног, словно кегли.

И когда Влад подхватывает и поднимает совершенно пьяного опоссума за хвост[1], Ксю замогильным голосом говорит:

— Тотем трогать нельзя. Теперь нужно делать обряд очищения.

— Человеческими жертвами? — смеется Влад, а потом вдруг замолкает и потихоньку кладет опоссума на место, делая шаг назад, но опоссум, словно приклеенный, ковыляет следом и заваливается ему на кроссовок.

Ксю поглаживает ненастоящий птичий череп и с убийственным пофигизмом говорит:

— Ага, человеческими.

Теперь уже папа подходит к Владу и даже похлопывает его по спине, бася:

— Ну все, «Влад», дело труба. — А потом берет его за загривок и тянет в сторону ворот: — Ладно, так и быть, спасу тебя. Ребята, пошли.

И мой очень неласковый отец и братья, окружив Влада с трех сторон, словно кавказского пленника, идут рыбачить. И пьяный Асмодей плетется следом.

— Он у тебя потенциально сильный черный маг, — заявляет Ксю с видом знатока, и я прямо чувствую, как повышается ее градус уважения. — Ладно, дарю.