Малыш Николя и его соседи
Шрифт:
Папа смотрел на Альцеста с открытым ртом.
– Мы тут играем, – сказал я папе, – Альцест притащил свой электрический поезд, и мама разрешила.
– Да, – сказал Альцест.
– У тебя рот заболит, Альцест, если ты со мной поздороваешься? – спросил папа.
– Привет! – сказал Альцест, и папа вздохнул, а потом он увидел рельсы и поезд и свистнул.
– Надо же, – сказал папа, – какой отличный поезд!
– Это
А папа сел на пол и стал глядеть на поезд с довольным видом.
– Когда мне было столько же, сколько вам сейчас, – сказал папа, – я мечтал о таком поезде, но я слишком много учился, и времени на игры у меня не было.
– Вы осторожнее со станцией, – сказал Альцест, – а то сломается. Папа согласился, чтобы я принёс поезд поиграть с Николя, но он не обрадуется, если что-то сломается.
Папа сказал, что ничего не сломает, а, наоборот, покажет нам, как надо играть в поезд.
– Дай-ка мне локомотив и вагоны, – сказал папа Альцесту, – я поставлю их на рельсы.
Альцест поглядел на папу так, словно тот съел его бутерброд, но поезд всё-таки дал, потому что он осторожный и никогда не дерётся с тем, кто больше его.
– Поезд отправляется! – закричал папа ужасно потешным голосом. – Пассажиры, займите свои места! Ту-у-у!
Потом он стал нажимать на кнопки, но поезд не поехал.
– Ну что там ещё стряслось? – спросил папа, огляделся и потёр лоб, он был разочарован. – Эх, ребятишки, – сказал он, – вы же не вставили вилку в розетку! Как же он поедет? Хорошо, что я пришёл.
Папа засмеялся и воткнул вилку.
– Ну вот, – сказал он, – теперь поедет. Ту-у-у!
Папа нажал кнопку, и полетели искры, а потом погас свет во всём доме.
– Ага, – сказал Альцест, – всё как у нас. Я думал, это дома с электричеством что-то не в порядке, а папа сказал, чтобы я попробовал включить у кого-нибудь из друзей, и будет ясно, что это с поездом не в порядке. Вот, папа был прав.
Мой папа ничего не сказал. Он сидел на полу и смотрел на Альцеста не мигая.
– Ну ладно, – сказал Альцест, – мне пора, мама не любит, когда я поздно прихожу. Пока!
Мы с мамой ужинали со свечами на столе, это было классно. Жалко, что папа не пришёл ужинать с нами. Он остался сидеть в моей комнате и дуться. Неужели он так расстроился оттого, что не увидел, как бегает поезд Альцеста?
Как я играл с Мари-Эдвиж
Мари-Эдвиж живёт в соседнем доме; её родители – месье и мадам Куртеплак; у неё жёлтые волосы, розовые щёки, голубые глаза; она такая классная, хотя и девчонка. Я не часто её вижу, потому что месье и мадам Куртеплак не очень дружат с папой и мамой, а ещё потому, что Мари-Эдвиж страшно занята: у неё всё время уроки пианино и ещё куча всего.
Вот я и был сегодня очень рад, когда после обеда Мари-Эдвиж позвала меня поиграть с ней у них в саду. Я пошёл спросить разрешения у мамы, и она сказала:
– Я не против, Николя, но обещай вести себя со своей подружкой очень вежливо. Я не хочу никаких ссор. Ты знаешь, какая нервная женщина мадам Куртеплак, так что не давай ей повода жаловаться на тебя.
Я обещал и побежал к Мари-Эдвиж в сад.
– Во что будем играть? – спросил я.
– Ну, например, можно поиграть в больницу, – ответила она. – Ты будешь тяжелобольным, тебе будет очень плохо, а я тебя вылечу и спасу. Или, если хочешь, давай в войну, и ты будешь тяжело ранен, а я буду на поле боя и вылечу тебя несмотря на опасность.
Мне больше понравилось про войну, и я лёг на траву, а Мари-Эдвиж села рядом со мной и стала говорить:
– Ой-ой-ой! Мой бедный друг! Как тебе плохо! Хорошо, что я здесь, я спасу тебя несмотря на опасность. Ой-ой-ой!
Игра была не очень весёлая, но мне не хотелось устраивать историй, ведь мама просила… А потом Мари-Эдвиж надоело делать вид, что она меня лечит, и сказала, что можно поиграть во что-нибудь другое, и я сказал:
– Ладно!
– А давай бегать наперегонки! – предложила Мари-Эдвиж. – Кто первый добежит до того дерева, тот победил.
Вот это было классно, тем более что на стометровке я зверь; на пустыре я всех ребят обгоняю, кроме Мексана, но это не считается, потому что у него очень длинные ноги с большими коленками. Пустырь в длину не сто метров, но мы считаем, что сто.
– Значит, так, – сказала Мари-Эдвиж, – я сосчитаю до трёх. На счёт «три» бежим!
И вдруг она побежала и, когда уже почти добежала до дерева, крикнула:
– Раз, два, три!
А потом запела:
– Я победила! Я победила!
Я объяснил, что, когда бегут наперегонки, начинают все вместе, а то это не по-настоящему. Тогда она сказала, что согласна и можно начать сначала.
– Но только я встану немножко впереди тебя, – сказала Мари-Эдвиж, – потому что это мой сад.
И мы побежали одновременно, но Мари-Эдвиж была гораздо ближе к дереву, чем я, и снова победила. Мы ещё несколько раз бегали, и я сказал – хватит, а Мари-Эдвиж сказала, что я быстро устаю, но что вообще бегать не так уж и весело и надо поиграть во что-нибудь ещё.
– У меня есть шары для петанка, – сказала она. – Ты играешь в шары?
Я ответил, что в шарах я зверь и выигрывал даже у взрослых. Это правда, один раз я играл с папой и с месье Бледуром и выиграл у них; они долго смеялись, но я-то знаю, что они просто не хотели признаться, что проиграли! Особенно месье Бледур.
Мари-Эдвиж принесла классные деревянные шары всех цветов.
– Я возьму красные, – сказала она, – и кошонет кину я, и я начинаю.
Она бросила кошонет, потом свой шар (не очень-то удачно!), и я бросил свой намного ближе, чем она.