Малыш по договору. Подари мне счастье
Шрифт:
Глава 9
Глава 9
Игорь
— Они мне не подходят, — без особого интереса просматриваю очередные анкеты, которые предложила мне репродуктолог, закрываю их и отбрасываю обратно на стол. — Чем эти суррогатные матери отличаются от предыдущих? Я не увидел ни одного отличия. — Я не понимаю, чего вы от меня хотите, Игорь Сергеевич? — репродуктолог снимает очки и устало потирает глаза, бросив на меня растерянный взгляд. — Я вам показала всю нашу базу. Но вам никто не подходит! Я даже не могу понять по каким критериям вы это вычисляете? Со всеми женщинами мы уже давно сотрудничаем. Предыдущие беременности все доношенные, дети родились в срок и здоровые. —
Хмуро концентрирую взгляд на метрономе, стоящем на столе, затем перевожу его на врача, начиная испытывать постепенно нарастающее раздражение. — В том, что все эти женщины уже по куче раз рожавшие. Каждой из них уже хорошо за тридцать и каждая выносила и родила не по одному разу.
— Я не понимаю к чему вы клоните.
— К тому, что организм имеет свойство изнашиваться. Вы и во все прошлые попытки уверяли меня, что у суррогатных матерей всё идеально. Но ни одна из них не смогла зачать. Может всё-таки дело в том, что эти женщины УЖЕ не могут этого сделать? — Нет, Игорь Сергеевич, — качает головой, тяжело вздохнув и сцепив руки в замок. — Понимаете, я же вам объясняла причину, по которой, скорее всего, эмбрионы не приживаются, и... — Да, но вы исключаете вероятность наличия других причин. К примеру как раз той, что эти женщины не подходят. У них что-то не так. Это похоже на отсутствие профессионализма. — Я вас уверяю, что в нашей клинике работают исключительно профес... — Мне не интересно без конца слушать о компетентности ваших сотрудников, если в итоге я не получаю никакого результата, Ирина Дмитриевна, — оборвав врача на полуслове, поднимаюсь из-за стола и отхожу к окну.
Упираюсь ладонями в подоконник и медленно выдыхаю, пытаясь взять под контроль эмоции, но внутри меня всё равно колбасит.
— У нас больше не осталось шансов кроме одного единственного, — поймав точку за окном, концентрируюсь на ней, чтобы отвлечься. — Поэтому, если существует хотя бы малейшая вероятность, что причина, по которой эти женщины не могут забеременеть, заключается в них самих, то значит — нужно подобрать другую женщину. — Да, но мы перебрали всю базу. Мы можем... — Я вам уже сказал, что кандидатки имеющиеся в вашей базе мне не подходят. Осталась последняя попытка, я не могу рисковать. Мне нужна молодая женщина не старше двадцати трёх лет и не рожавшая. — Вы что, серьёзно?! — Я, по-вашему, шутить сюда уже столько времени хожу? — резко развернувшись, окидываю репродуктолога напряжённым взглядом. — Нет, Игорь Сергеевич. Я не это имею в виду. Вы просто… вы не понимаете о чём просите. Точнее не так. Вы ставите передо мной невыполнимые задачи.
— Не бывает невыполнимых задач. Есть только отсутствие мотивации. Мне кажется за столько лет я не малыми суммами спонсировал вашу клинику. В частности отделении репродуктологии. Во всяком случае, этого хватило на то, чтобы построить отделение по уходу за недоношенными детьми. Думаю этого достаточно как минимум для того, чтобы с мотивацией у вас всё было в порядке.
— Дело не в мотивации, а в законе. Суррогатной матерью может быть только женщина, родившая естественным путём как минимум одного ребёнка. А вы хотите, чтобы я этот закон преступила. Вы понимаете, что толкаете меня на должностное преступление?
— Не думал, что для вас это проблема. Или напоминать вам о том, как буквально год назад я решил вашу проблему с закупленными у левого поставщика медикаментами?
Кидаю хмурый взгляд на женщину, которая в ту же секунду меняется в лице и покрывается красными пятнами.
Чувствую ли я себя в этот момент мудаком? Скорее да, чем нет. Не в моих правилах упрекать людей в оказанной им помощи. Но сейчас я видимо дошёл уже до крайней точки.
— Я была уверена в качестве препаратов, — цедит сквозь сжатые в тонкую полоску губы, дрожащими пальцами поправляя ворот халата. — И пациенты в итоге
— Вот и сейчас сделайте так, чтобы ваш пациент остался доволен. Я утрою сумму для укрепления вашей мотивации. Свой процент сами высчитаете, — отрываю из лежащего на столе блокнота лист самоклеющейся бумаги, пишу на нём сумму и кладу перед репродуктологом. — В этот раз всё должно получиться, Ирина Дмитриевна. Вы меня понимаете?
— Я даже не знаю... Я... — прикусив губу, кидает взгляд на листок, после чего подскакивает из-за стола и начинает нервно расхаживать по кабинету. — Где я найду такую молодую женщину, да ещё и не рожавшую, которая согласится выносить чужого ребёнка?! Мне всё равно потребуется время… — Значит приступайте. Не стоит его терять, — встаю из-за стола и, прежде чем Комарова успевает что-то ответить, выхожу из кабинета.
— И всё же, что если у меня не получится найти подходящую суррогатную мать? Или… если последняя попытка не увенчается успехом? Что тогда? — Всё получится, — произношу твёрдо, а затем давлю интонацией. — Вы сделаете так, чтобы получилось, — после чего встаю из-за стола и иду к выходу.
Чувство долбанного дежавю как тупой перочинный нож скоблит нервные окончания. Каждый раз, когда выхожу из этого чёртова кабинета, меня колотит от напряжения, потому что уже на протяжении года я слышу здесь одно и то же — нет новостей, новости хреновые или подождите ещё. Я устал ждать. И у меня нет возможности рисковать. Это не тот случай. Остался всего один шанс, и дико злит, что в клинике всё упрямо списывают на нежизнеспособность яйцеклеток Оли и отметают другие варианты. Выхожу на крыльцо, в кармане брюк нащупываю пачку сигарет, достаю и закуриваю одну, отойдя от здания клиники чуть дальше.
Я не курил уже больше года. Бросил, как только вбил себе в голову эту чёртову идею о ребёнке. И не пил примерно столько же, чтобы биоматериал был в норме. Каждый чёртов день проживаю с этой мыслью — чтобы всё было в норме. И если в случае с собой, я хотя бы в состоянии это контролировать, то когда речь идёт о чужом организме, я бессилен. И это бессилие бьёт по нервам звонче медиатора.
От непривычки едкий дым болезненно обжигает лёгкие, а никотин слегка бьёт в голову. Оля не любила, когда я курил. Она бы и сейчас поморщилась. Медленно втягиваюсь и выпускаю дым изо рта, смотря сквозь него на оживлённое пространство перед клиникой. Сквозь серую пелену замечаю знакомую фигуру девчонки, которую я сбил тогда на машине возле клиники.
Смотрю на неё и снова перед глазами эта сцена, где во главе угла — её перешуганные огромные глаза, которыми она на меня снизу вверх смотрела. Точно таким же взглядом она смотрела на меня и за ширмой в неотложке, и в баре тоже, когда к ней пьяная гопота пристала. Какого чёрта она вообще в этом баре делала?! Она там как инородное тело смотрелась. Хотя не это самое главное. Ей в принципе в таких заведениях не место. Хотелось ещё тогда ей об этом сказать, но кто я такой, чтобы лезть не в своё дело. Продолжая затягиваться, наблюдаю за тем, как девчонка неторопливо идёт вперёд, уткнувшись носом в какие-то бумаги.
Снова не смотрит по сторонам, как и в прошлый раз. Уже один только этот факт вызывает новый прилив раздражения.
В кармане вибрирует телефон с напоминалкой о том, что через полчаса я должен быть в другом месте. И мне бы выбросить окурок и идти к машине, если я не хочу встрять в пробку на МКАДе. Но я почему-то продолжаю стоять на месте и следить за тем, как Алиса неторопливо бредёт… хрен пойми куда, учитывая, что девчонку то и дело покачивает.
Не знаю, что в этой картине бесит меня больше всего — тот факт, что её явно шатает, видимо от недоедания, судя по тому, что она слишком худая и мелкая для своего возраста. Там и на лице кроме глаз нихрена больше нету. Или то, что она опять не смотрит на дорогу. Видимо понравилось под колёсами машины лежать. И если она так и продолжит дальше ковыряться в своих бумажках, то её и сейчас ждёт тоже самое, потому что прямо ей навстречу летит какой-то трындящий по телефону пацан на Мазде.