Мама берёт налом
Шрифт:
Я помню тот последний день, когда мне разрешили забрать вещи. Помню каждую деталь до единой. Незаконченный ремонт в гостиной, стремянки и полиэтиленовые пленки на полу, запах свежей краски, разобранную новую мебель, которую нам не суждено было собрать. Гардеробную, в которой хранятся уже чужие вещи. Не забуду как нелепо выглядели мамины роскошные лодочки от Сен Лоран забывшиеся на старой галошнице. Интересно как сложилась их судьба, кто их одевал после, сколько комплиментов они словили на уже чужих стопах. В них скорее всего танцевали на чьей-то свадьбе или юбилее. А наша джакузи, кто смывает свою будничную грязь в ее стоки?
Я не смогла
Правда справедливости ради стоит отметить, что и общие черты у нас имеются, иначе как бы мы единогласно решили отказаться от всех свиданий в тюрьме и ведений переписок. Дать увидеть себя в тюремном, синем халате и жуткой косынке на голове – этого она бы не позволила. Только тот, кто хочет ударить ее ниже живота, позволит явиться к ней на встречу.
Писать письма из-за решетки тоже не ее тон, что она могла бы мне сообщить, как проходит ее день в рамках тюремной дисциплины, за что осуждены ее сокамерницы и так ли была отвратительна вчерашняя баланда?
Говорить о прошлом мы не любили, о будущем не имеет смысла. Я надеюсь на то, что она все-таки меня знает и верит, что не один из психологов или социальных работников, не сможет своей удавкой стянуть всю мою любовь к маме. Как бы они не били меня по всему живому, им не дано разбить сосуд с моими чувствами.
Иногда когда не получается заснуть в неуютной интернатовской кровати, я закрываю глаза и вижу Персидский залив в котором мы с мамой купались чуть ли не каждое утро. Нужно всегда было поддерживать естественный загар, он выгодно подчеркивал фигуру. Поэтому мы часто ходили на пляж, если солнце было не агрессивным могли провести там весь день, позже возвращались в наши съемные апартаменты на Марине, и если я была свободна, мы готовились к вечеру – одевали уже более обязывающие наряды, а после шли ужинать в ресторан премиум класса. Мама никогда не любила готовить, стряпня казалась ей убийцей времени, женщина ведь должна уметь сосредоточиться на себе, а там где есть кастрюли и шумовки – дух дивы не живёт. Она обожала устрицы, сашими и прочих морских гадов, от которых меня лично воротит, но из солидарности ко мне она могла снизойти до Фаст фуда который я всегда любила, я ведь как не крути была ребенком, а кто из детей не любит картошку фри и бургеры?
Чем дольше мы находились в Дубае, тем далеки были от наших прошлых дней в Шымкенте. Нам больше не нужно было париться что две пачки макарон единственный запас продуктов на неделю, или то, что я уже выросла из зимних сапог. Нет, мы не были совсем нищими, но тем не менее с нуждой мы были знакомы и пособие как дожить до зарплаты нам в то время не помешало бы.
Мама была очень счастлива нашей новой жизни, а я ещё больше от того, что это счастье давала ей я. Ведь не даром говорится, что дарить подарки приятнее, чем получать. Если бы вы ее видели весело припевающей за рулём нашего новенького BMW, вы бы меня поняли. Она сверкала под стать своим бриллиантовым серьгам. Разве могло быть для меня что-то лучше?
– Уже пол одиннадцатого, черт! Через пол часа мы должны быть там… – мама в свободных, молочных брюках и бюстгальтере нервно слоняется по номеру нашего отеля в поисках необходимых атрибутов для завершения ее наряда. Удивительнее всего, что она ещё вчера вечером подготовила и пару раз примерила все то, что должна была сегодня вывести в свет, но как всегда обычно происходит – все отложенное разлетается в неведомом направлении.
– Переживаешь за то, что можно доверять или нет? – я спокойно сидела на кровати обхватив ноги руками.
– Больше за свой вид… – нервно надевает на запястье массивный браслет, но тут же его снимает и отдает предпочтение тонкому изящному браслету из серебра. – Я не хочу выглядеть чересчур вычурно, но и при этом слишком простой быть не хочу.
– А я нормально выгляжу, не слишком просто? – встаю перед зеркалом и провожу руками по своей джинсовой юбке и майке алкоголичке.
– Идеально, тебе знаешь и не нужно особо выделываться. Главное – лицо, фигура и ухоженный вид. Помнишь я всегда говорила, что все модели ходят на кастинги в основном в джинсах или джинсовых шортах и простом топе, думаешь это случайно? Нет, чем красивее девушка, тем проще должны быть вещи – выигрышное сочетание, а там рюши, воланы и буйство цвета для тех, кого природа малость обделила.
– А что мне говорить? – начинаю замечать в себе лёгкий нервоз.
– И говорить тебе ничего не нужно детка, за тебя все скажет твоя внешность. Фото твои они уже видели, теперь им нужно убедиться, что ты так же прекрасна и в жизни. Так, что говорить буду я, и условия ставить тоже буду я. – мама наносит блеск на губы дополнительным слоем, хотя и без того они кажутся желейными. – Тебе не за что переживать родная, все девушки приезжают одни и сделки совершают сами, а с тобой мама, которая ещё и твой импресарио.
– Дурацкое слово.
– Импресарио? – мама улыбнулась. – И не говори, от него так и веет буржуазией, вчерашний день. – засовывает блеск в небольшую сумочку.
– Буржуазия тоже не нравится.
– Знаю, я специально сказала чтобы тебя позлить. – засмеялась мама.
– Ещё бесит – мещанство, упадничество, а… – задумываюсь. – Пуританство, мизантропы… там вообще много подобных слов. Когда читаешь книги то и дело спотыкаешься об эти слова, а на фиг они нужны в тексте, если каждый раз нужно лезть в Гугл словарь, чтобы перевести всю эту фигню на человеческий язык.
– О зайка, ты ещё с зацикленными театралами не пересекалась, вот где полный выверт взамен человеческого общения. Каждый второсортный режиссер мнит себя гением, вечно цитирует Станиславского, при чём непонятно зачем, когда можно просто посоветовать почитать его книги, а цитировать уже свои взгляды и убеждения. У меня всегда было ощущение, что они специально заучивают текст собранный из разных книг, чтобы произвести невероятное впечатление на простых людей, дабы умней казаться, а на деле ведь все гениальное просто. Вот хотя бы к сравнению возьмем американское ток шоу Джимми Фэллона, посмотри как расслабленно ведут себя его гости, все очень непринуждённо, лайтово. Актеры не кидаются высокопарными словами и цитатами, не режут уши обывателей, на которых кстати и держится вся их карьера и успех. А наши нет – бледные поганки, которые так хотят быть яркими мухоморами. – я смеюсь. – Так что детка, театр – это уж точно не храм искусства.