Мама, я демона люблю!
Шрифт:
Она не боялась. Не боялась никогда и никого.
Ночь не стала для неё жадным зверем, заглатывающим в тень всё, до чего может дотянуться. Нет! Лунная жрица встретила тьму как старого друга. Нырнула в мягкие объятия, отдалась ласковому бархату.
Серебряный, спокойный, уверенный свет разлился по её телу. Наполнил искрами глаза, в которых всегда теплилась жизнь, пробежался по жилам, видневшимся сквозь тончайшую, как ветер, кожу.
Тьма не пугала её. Чернота была другом, любимым, частью Лунной жрицы. Любимым мужем. Ночь и ночное светило. Луноликая стала факелом в тёмной комнате. Не сжигающим врага, нет, не отгоняющим
Я говорила, впитывая глазами рассвет, и с каждым словом уверялась, что пожалею. Демон засмеёт, обидит, разорвёт на части мою страшную тайну. И тогда она перестанет быть великим важным секретом, которым я наконец решилась с кем-то поделиться. Станет лишь смешной историей. Я замолчала. Вот сейчас, сейчас он отпустит колкость.
Рок обнял меня сзади, положил подбородок на плечо и тихо сказал:
— Ты не солнышко, кири. Ты луна. И, кажется, ты и правда способна влюбить в себя самое чёрное сердце.
Я нашла его руки, сцепленные в замок на животе, накрыла ладонями:
— Как думаешь, она счастлива?
— Кто?
Я стиснула ладони сильнее: демон мог разбить сказку в любой момент! Но всё-таки решилась:
— Лунная жрица. У неё вечно просят защиты, здоровья, благополучия, любви. Но… Как думаешь, она сама счастлива?
— Разве богам полагается быть счастливыми?
Острый луч, точно стержень, выпорхнул из-за зубца башни, чтобы, разрезав огромную тень на две половины, перечеркнуть обнимающуюся парочку.
— Если боги не могут быть счастливы, то что уж говорить о людях…
Рок сильнее стиснул руки, словно пытался вжать меня в своё тело, проглотить, съесть, если сумеет. И протянул, скрывая хмыканьем дрогнувший голос:
— Некоторые люди просто не умеют быть счастливыми.
Я рассмеялась:
— Задушишь!
— Откачаю, — парировал он.
Солнце показалось уже почти полностью, вытягивая за собой из укрытия супругу-луну.
— А ты? — я щурилась на золотой диск и никак не могла понять, откуда вдруг в глазах появилась влага. Это всего лишь рассвет слепит, не больше.
— Что я?
— Ты умеешь быть счастливым?
Демон рассмеялся.
— Нам не положено, кири.
— Разве? Да ты самый весёлый из всех людей, кого я знаю!
Попыталась развернуться, но он не дал. Упрямо зарылся лицом в волосы, шумно вдыхал.
— Я не человек, солнышко. И я великий притворщик. Все демоны такие. Если ты думаешь, что мы способны на что-то искреннее, сильно ошибаешься. Не обманывайся на наш счёт и не доверяй слишком сильно никому.
— Даже тебе?
— Мне — в первую очередь. Знаешь, что говорят о Лунной жрице в Подземье? Мы не рассказываем красивых сказок о счастливой семье двух светил, не считаем, что они идут по небу, чтобы присмотреть за нами. Подземье — это вечная тьма. Мы навсегда покинуты богиней и ненавистны богу. У нас говорят, что Лунная жрица — лгунья. Когда-то она была супругой Первого тёмного. Странная у них была любовь… У нас говорят, что она оказалась слабой. Предала, не выдержала черноты сердца Тёмного, не смогла осветить его. И ушла в день, к богу Солнца. К тому, с кем было бы проще. Правильно сделала, наверное. Никто бы не осудил женщину за усталость.
— И ты тоже так думаешь? — ужаснулась я. Быть не может, чтобы Лунная жрица, истинный свет, предала своего мужа! Быть не может, чтобы бог Солнца не стал её первым и единственным возлюбленным!
— А я думаю, что каждый заслуживает выбор. Она могла просто разлюбить. Или не любить никогда вовсе, а только пожалеть голодную душу. Она имела право уйти. Но это ведь всего лишь старая сказка. Сказки, как и демоны, всегда лгут. В нас нет ничего настоящего, — он развернул меня и просительно заглянул в глаза. — Кири, я хочу знать, что то, что чувствую, — правда. Мне нужно это знать, понимаешь? Возможно только это поможет мне выжить. Ты понимаешь меня?
Я растерянно замотала головой:
— Нет. Совершенно не понимаю. С тобой всё в порядке, Рок?
Он сумасшедше расхохотался:
— Нет, конечно нет! Даже близко не в порядке! Я хочу знать, что то, что чувствую к тебе, — по-настоящему. Пообещай, нет, поклянись, что никогда не прикажешь мне чувствовать. Или… нечувствовать. Замолчать, сделать что-то чудовищное, пойти на любой риск, — пожалуйста. Но никогда не запрещай мне чувствовать, прошу!
Он сжимал ладонями моё лицо, всматривался, пытаясь найти нечто, пока что мне неизвестное… Или известное?
— Разве я могу приказать такое? Хоть кто-то может?
— Всё ещё сомневаешься во власти ведьмы над фамильяром? Почему, по-твоему, Сели так быстро сжирает лару и разум своего подопечного? Будь он чуть умнее, она ползала бы перед ним, выполняла любую прихоть. Мы созданы именно для этого. Именно фамильяры — главное искушение колдунов. Как сдержаться, когда в твоей власти личный раб?
Ему было больно. Каждое слово, каждая мысль резала ножом. Он хмурился, точно боролся с чем-то, что вросло в голову, растеклось под кожей. Я стряхнула его руки. Демон отпрянул, думая, что меньше всего я хочу его прикосновений. Решил, наверное, что напугал. Глупый… Он мог сделать меня тупой пустой куклой. Игрушкой, одурманенной безграничной силой. Но не сделал. Неужели лишь потому… Да нет, ерунда!
Я бросилась к нему на шею, встала на цыпочки и прошептала:
— Никогда-никогда, слышишь? Я никогда больше тебе не прикажу. Ни делать, ни чувствовать. Обещаю. И если, — слюна не сглатывалась пересохшим горлом. Я зажмурилась и быстро-быстро договорила, как будто закрытые глаза делали сказанное не таким страшным: — И, если ты что-то чувствуешь, честное слово, это по-настоящему.
Вот сейчас. Сейчас он рассмеётся. Чувствует? С чего бы? Он — сильный демон, красивый мужчина, способный очаровать любую вертихвостку. При чём здесь вообще я?!
— «Если»? «Если»?! — вот и его саркастичный смех. Всё, доигралась, Триста. Рок заставил разомкнуть стиснутые за его шеей ладони, но не отпустил, продолжил сжимать руки, чтобы я не отошла слишком далеко. — Солнышко, ты самая добрая, самая нежная, самая сильная и светлая, кого я когда-либо знал! «Если»?! Я не представляю жизни без тебя, Триста. Больше нет.
Сердце заколотилось в попытке проломить рёбра, когда он провёл пальцами по моей щеке. Он позволял себе и куда более интимные, запретные ласки раньше. Но в них не было такой нежности, осторожности, боязни, что в любой момент могут оттолкнуть. Я не оттолкнула. Наоборот, поймала его руку своей, прижала к щеке сильнее, наслаждаясь прикосновением. Мой. Сейчас — мой. Нет и не было других женщин.