Мамаев курган: Памятник-ансамбль героям Сталинградской битвы
Шрифт:
О своих резких словах жалею быстро. Перегнул, конечно. Вдвоем перегнули.
Так будет еще много-много раз. Потому что жить друг с другом мы будем долго-долго.
Всю, сука, нашу бесконечно счастливую жизнь.
Я настраиваю себя на это. На этом вывожу. В частности вывожу и всеобщее непонимание. И ее непонимание тоже.
Я знаю, что страшно, малыш. Знаю, что на тебя давят. Знаю, что брат для тебя – родной человек. И верить в то, что ему придется ответить за свои поступки –
Да и я был бы совсем отбитым, не понимай, что часть моей вины в происходящем тоже есть. Вполне возможно, сам бы не попался – его подставили бы. Но он все сам. А сослагательное наклонение в реальной жизни не канает.
Но мне нужно еще немного времени. Я ищу, как распетлять. Ради нее я что-угодно распетляю. Но и говорить-то толком не могу.
Я ее не пугаю, но сейчас мы висим над пропастью. Одно неосторожное движение – сорвемся.
И это не ее вина, что зависли. Но да. Я правда жду от нее принять меня таким, какой я есть.
Со всеми, блять, чертями. Они будут жить во мне всегда. Просто ей я их не покажу.
Я всегда буду пиздиться не на жизнь, а на смерть. Я всегда буду готов рвать связи и людей. Я не предам её, нашу семью и свои принципы, пусть они не так уже безупречны, как, возможно, хотелось бы.
Ей точно хотелось бы. Мне… Я немного дольше живу в этом мире.
Я закончу с делами. Передам материалы в суды. Её брата отпустят. Она мне ребенка родит.
Всё будет. Всё, блять, будет. Только потерпи ты, ханым. Потерпи, Ручеек.
Я должен был сказать это ей два вечера назад, когда пообещал, что поговорим нормально. Но даже домой не попал. Ебанная работа. Сегодня может быть тоже не попаду. Мариную ее.
Несправедливо это, понимаю.
Но одна из наук, которую усваиваешь только с опытом и возрастом: почти никогда не получается так, как планировал. Просто не надейся.
Я мог бы позвонить уже сто раз. Спросить, как дела. Пообещать, что сегодня точно. Но не делаю этого.
Не потому, что дрессирую. Её за меня отлично выдрессировал отец. Но мной руководит другое: не хочу зря обнадеживать. Это нечестно, к тому же жестоко.
А вот когда вспоминаю о нем – жестокость просыпается в самом. К её семье у меня куча претензии. Несколько раз ловил себя на том, что просыпаюсь раньше, мучаюсь бессонницей и смотрю, как она спит.
А потом представляю, что на чужой подушке. Что кто-то взял бы силой. Что кто-то бы пользовался кроткостью. Не любил. Не оберегал. Не хотел стать лучше для нее. А её в свое дерьмо. Все глубже. И глубже. И что она? Смирялась бы. Искала отраду в детях. Жизнь свою положила на нелюбовь, хотя создана была только для нее.
Но может все мои размышления – это один сплошной лютый эгоизм. Мне важно думать, что со мной она проживет свою лучшую жизнь. Потому что я с ней – точно да.
Закончу здесь и съебемся нахуй. Ей у меня понравилось. Будем жить там. Не хочу, чтобы родня протягивала к ней свои руки. Она мягкая, они ею пользуются.
Да я и сам хорош – посоветовал попробовать наладить общение. Зачем, блять, Айдар? Вот зачем? Там же сразу было понятно, что нужно рвать. Но она не смогла бы. Наверное, поэтому легонько подтолкнул в спину в ту сторону, в которую ее саму и тянуло. Из этого получилась медвежья услуга. Дальше попробуем иначе. Вдалеке ей будет легче. А влиять на нее – сложнее.
То, что ему влиять я больше не дам – факт. Я не уверен, что Айка это понимает. Скорее всего нет, слишком жестоко. Но именно сейчас происходит то, ради чего её мне отдали.
Ее отец уже несколько раз обращался ко мне. У Мехти-агъя были планы. Нужна была моя поддержка. В лицо, что нахуй он идет со своими планами, я не говорил. Но, как самому казалось, понять давал: проебался в этой сделке с ожиданиями он, а не я или его дочь. Это должно было стать поучительным. Но не все люди способны учиться.
Достать их сына я обязан. Снова спасти от позора. Я вообще жизнь должен положить на то, чтобы Мехти-агъа наконец-то достиг заслуженных вершин всеобщего уважения.
Не знаю, он всегда был таким говном или стал с возрастом, но и разбираться не хочу. Хочу только, чтобы Айка по возможности прожила свою жизнь без этих мыслей.
Когда-то мы с моим отцом не сошлись во взглядах. Он тоже ждал, что я буду послушно гнуться. Я не стал. Со временем много думал, что может зря? До сих пор часто думаю, что там может и да. Но тут… Не может репутация быть важнее детей. Не может и всё тут.
Беру со стола телефон и прокручиваю в руках. Меня время от времени тянет всё же набрать Айлин. Позвать ее на обед. Искупить перед женой вину за то, что уже явно мой личный косяк и удар.
С Ингой не стоило встречаться. Я же изначально знал, что не стоило. Она настояла. Очень попросила. Повелся. Мы расстались без претензий, сохранив друг о друге вполне теплые чувства. Она меня не разочаровала. По её словам, я ее тоже. Разве что тем, что спал с ней, будучи женатым. Мудак я, да. Она сказала, я согласен.
Инга – не тварь и не сука. Она была замужем один раз и по большой любви. Мужа убили. Бизнес остался ей. Она свое сердце зарыла вместе с телом мужчины в той же могиле, это видно было и чувствовалось, но мы с ней все же сошлись. Наверное, именно потому, что хотели одного и того же. Тянуло нас друг к другу одинаково.
И оборвать было легко.
Инга не из тех, кто ходит вокруг да около. Сказала прямо: под меня сильно копают. Опасно копают. Рассматривают варианты вплоть до устранения. Призналась, что она за меня боится и на месте моей жены давно огрела бы чем-то по башке и отправила в больничку.