Мамаев курган: Памятник-ансамбль героям Сталинградской битвы
Шрифт:
Как-то не подумала бы, что пока в моей жизни всё рушится, он неспешно нарезает стейк, с усмешкой слушая свою бывшую любовницу. Или не бывшую.
Я запомнила эту женщину с нашей первой встречи. Я верила, что между ними все кончено. И я даже не знаю, почему до сих пор не валяюсь на полу в соплях. Вторая пощечина за день получилась не менее болезненной. Для нее даже руку заносить не пришлось.
Я ехала, чтобы выплакать обиду и омерзение на плече у человека, в чьей поддержке нуждаюсь очень сильно. А оказалось, мой отец
Он с Айдаром может встретиться на следующей неделе, а на женщину, с которой зять спал уже после свадьбы с его дочерью, у Айдара время найдется всегда.
Я не подошла, конечно. Распсиховалась. Поехала в банк и забрала из ячейки то, что оставил Наум. Скорее всего, он уже в курсе. Не в курсе только, что я ничего не решила.
Мне просто плохо. Хочется выпилить себя из происходящего вокруг. Что бы папа там себе ни думал, тревога за брата не дает мне ни есть, ни спать, ни оплакивать собственные унижения. Именно тревога съедает.
Я снимаю крышечку. Оглядываю металлический наконечник. Со щелчком закрываю. Возвращаю на стол.
Слабачка.
В очередной раз пытаюсь отбросить эмоции. Они сейчас не нужны. Прокручиваю в голове слова отца и пробую выжать из них рациональное. И из себя тоже выжать. Мне нужно понять, как помочь брату. И мужу.
Но моя рациональность накатывает волнами. Сначала я говорю себе, что все нужно воспринимать спокойно, а потом срываюсь в кювет. Господи, он обедает с бывшей любовницей! Он скидывает мои звонки и обедает с ней! Моего брата избили, мой отец пытается с ним поговорить, я пытаюсь ему дозвониться, а он обедает с бывшей любовницей! Или все же не бывшей?
Сейчас я даже жалею, что не подошла. Ведь а почему нет-то? Что дает мне статус жены? Разве я не имею права требовать?
Сама понимаю, что не имею.
Ни черта я не имею.
Во время одного из приступов деятельности, я позвонила по номеру незнакомки-Любови. Той, чей муж содержится в СИЗО. Узнала фамилию, суть обвинения. Спросила про избиения...
Слушая ее, запрещала себе проникаться, но это почти невозможно. Я понимаю ее страх. Чувствую ее боль. Тошнит от мысли, что причастным к этому может быть мой муж. Я никогда в жизни не полезла бы вершить правосудие. Миловать и наказывать. Я не смогла бы нести на своих плечах этот груз.
Я, в принципе, настойчиво и до последнего увиливаю от необходимости брать на плечи груз.
По глазам бьет яркий свет – это машина Айдара заезжает на участок. Слежу, как муж выходит и приближается к дому. До дрожи ненавижу его сейчас. Это, скорее всего, чтобы не так сильно за него бояться.
Его "допоздна" сегодня длилось до одиннадцати.
Интересно, оно включало в себя только обед, или еще и секс с бывшей?
Айдар заходит в дом. Разувшись, идет по коридору к лестнице. Сначала проходит мимо дверной арки, но потом тормозит. Пятится. Всматривается.
– Привет, – здоровается как-то даже аккуратно. Я поворачиваю голову. Не знаю, видит ли он меня достаточно хорошо, но я его разглядываю.
Что будет, если с ним случится горе? Я себе когда-нибудь прощу? А если с братом?
Не получив ответа, Айдар продолжает говорить, ступая ближе:
– Я думал, ты спишь…
По мере приближения на его лице отпечатывается удивление. Он замечает бутылку и бокал. Хмурится и сглатывает. Меняет курс и щелкает выключателем.
Вспышка верхнего света слепит. Я морщусь и прикрываю глаза ладонью.
– Это что за новости?
Я уверена, что Айдар тоже на взводе. Далеко не так сдержан, как нам обоим хотелось бы. Раньше я всегда относилась к этому с пониманием. Сейчас понимать не хочется.
Хочется в пику.
Отнимаю от лица руку, пожимаю плечами и залпом допиваю вино. Ставлю бокал на столешницу, смотрю на бутылку.
Я бы подлила, но муж опережает мои действия.
Заторможенно слежу, как обхватывает пальцами горлышко и ведет по столу, передвигаясь на противоположную сторону.
Это тоже унизительно. Я же взрослая. Неужели даже это без согласования мне запрещено?
Отрываю взгляд от бутылки и поднимаю к внимательным глазам.
– Как дела? – спрашиваю так ненатурально, что аж стыдно. Айдару тоже не нравится. Он хмурится. Смотрит пристально. Почему-то не торопится вести со мной светскую беседу.
– Это ты из-за Бекира?
В ответ хочется засмеяться. А еще из пор сочится желчь. Я щелкаю пальцами и тычу в Айдара указательным. Задерживаю. У него, как и у папы, напряжены скулы.
Сложно отделаться от мысли, что все они одинаковые…
– Там не так всё серьезно, Айлин. Я узнавал…
Улыбаюсь, пусть и неуместно.
– Я непременно передам маме, спасибо.
Открыто ерничаю. Конечно, ничего и никому я уже не передам. Ноги моей в том доме больше не будет.
Но и желание поплакать у мужа на плече и получить его защиту испарилось днем. Я больше не чувствую себя настолько с ним близкой.
Но он снова не оценивает мое чувство юмора должным образом.
– Еще скажи, пожалуйста, что мне папе передать? Он за тобой по городу носится, а ты очень занят. У тебя обед с любовницей…
Айдар сдувается гелиевым шаром. Опускает голову и долго-долго выдыхает. Помогает ли ему – не знаю. Мне – совсем нет.
Когда он возвращается ко мне взглядом, на мировую идти не хочется. Только обострять.
– Это тебе кто сказал про любовницу?
Веду плечами.
– Сама увидела.
– Почему не подошла?
– Не привыкла мешать.
Усмехается. Убивает меня в очередной раз.