Мамаев курган: Памятник-ансамбль героям Сталинградской битвы
Шрифт:
– Мы давно не спим, Айлин. Ты это знаешь.
– Я этого не знаю. Я знаю, что ты мне несколько раз об этом сказал. Но это не мешает вам обедать. С моим отцом ты не хочешь, а с ней…
– Нам было, что обсудить.
– Что-то более важное, чем избиение брата твоей жены, конечно же…
Лицо Айдара снова каменеет. Я перехожу черту. Но разве мне еще есть чего бояться? За сегодня уже не впервые.
– Если бы там было что-то серьезное, Айлин, я бы вмешался…
Не верю. Смакую
– А когда вписывался за других, тоже ждал, пока будет что-то серьезно?
Спрашиваю неправдоподобно равнодушно. Ставший острым как лезвие взгляд не выдерживаю. Меня ужасно трясет, но я делаю вид, что срочно нужно посмотреть на маникюр. Тошнит еще сильнее. Я же беру его деньги. Даже на ногти. Пользуюсь ими. Как при этом смею укорять?
– Настроение хуевое, я так понимаю...
Муж заключает, списывая все на мою подверженность эмоциям. Это бьет наотмашь. В голове так много вариантов ужасных ответов, что даже теряюсь. Поступаю, наверное, мудро. Сдерживаюсь.
Трогаю флешку. Кручу ее на столе. Играю со своей мышкой. Перед тигром играю.
Поднимаю взгляд на Айдара, когда чуть-чуть отпускает. Он следит за моими действиями пристально. В равнодушии и легкомыслии не заподозришь.
– Ты знаешь такого человека... Латенчик Виктор Иванович?
Я была бы ужасной лицемеркой, посчитай сведенные на переносице брови и складки между ними показателями невежества собственного мужа. Еще несколько часов назад и я о нем не знала. А потом позвонила его жене – Любе. И теперь знаю больше, чем хотелось бы.
– Нет.
Айдар удивлен сменой темы. Я в ответ киваю. Накрываю флешку ладонью. Прячу.
– А ты его посадил.
Эпатирую, но так... Не на сотку. По-настоящему ошарашить моего Айдара сложно. Он на пару секунд сжимает губы, а потом берет себя в руки.
– Ну продолжай... – Просто разговаривает в моей же манере. Просто играет в предложенную мной игру, а меня аж трясет. С утра трясет...
– Ко мне в городе пристала его жена. Сказала, что его задержали, но ни в каких схемах он не участвовал...
Усмешка Айдара заставляет меня взорваться. Но все мои взрывы – внутри. Я разве что учащенно дышу. И смотрю скорее всего далеко не так ласково, как он привык.
– Ты предлагаешь правоохранительным органам принимать решение о задержании в зависимости от того, знает ли жена об участии мужа в схемах? Тюрьмы опустеют, Айка... Только вряд ли жить всем станет лучше. – Айдар делает паузу, я заполняю ее шумным дыханием. – Если он невиновен – разберемся. Никто не заинтересован в том, чтобы сажать кого-попало.
– А мой брат? Его избили чтобы признание получить или чтобы ты быстрее шевелился?
Наши взгляды встречаются. Происходит схватка. Я бросаюсь в бой отчаянно. Айдар гасит меня силой и опытом. Мы далеко не ровня. Он не боится собственной ответственности.
– Твои родители утрируют. – Теперь гелиевым шариком сдуваюсь уже я, но успокоиться это не помогает. – Я приставлю к тебе охрану, Айлин.
От смены темы теряюсь. Возвращаюсь к лицу Айдара и скольжу. Ищу что-то. Хмурюсь.
– Зачем?
– Чтобы тебе в уши не лили столько говна...
– Для этого нужна охрана?
Я же знаю, что нет. Причина в другом. Знаю, но Айдар отвечает:
– Для этого тоже. А мне так будет спокойней.
Это почти забота. Я должна растаять. Должна. Хочу. Но не могу.
– Так может ты просто перестанешь? Может ты просто перестанешь нарываться и спокойней станет всем?
В комнате становится тихо. Я знаю, что ответ мне не понравится, но все равно жду. Сложно поверить, что утро мы начинали с искреннего секса. Сейчас мне кажется, что мы враги.
– Дай мне список всех, с кем ты поговорила, Айлин. Хочу понимать: мне ждать, когда жена организует комитет обиженных жен и любовниц? – Пренебрежительный вопрос жалит. Волнуюсь. Зачем-то беру флешку. Кручу. – Это что? – На кивок реагирую невнятно. Недолго клацаю крышечкой, потом отбрасываю. Она летит по столу и падает на пол. Сейчас хочется рвануть и раздавить. Но не стану. Пусть лежит.
– По-твоему, ты живешь с женщиной, у которой своей головы не хватает подумать? Пока ты не лез со своей справедливостью, всё было спокойно. Всем было спокойно, а теперь…
– Мне не было.
Айдар обрубает, у меня раздуваются ноздри. Изо всех сил держусь, чтобы не сказать: за твое спокойствие я плачу лицом. А еще я боюсь тебя потерять, дурак! Боюсь!
– Не езди какое-то время к своим. – Айдар не просит. Я знаю, что это требование. – Они тебя накручивают.
Щеки вспыхивают. Я вспоминаю ужасные слова отца и унизительный удар. Там глотнула. А тут глотнуть почему-то не могу.
– Что значит, не езди?
– То и значит, Айлин. Ты же как-то полгода не ездила.
Этот удар тоже наотмашь. Не выдерживаю.
Опускаю взгляд, слезы собираются. Чтобы не пролились – дышу через рот, остужая себя.
Это же ты сказал мне, что мосты жечь нельзя. Это же ты хотел, чтобы я хотя бы попыталась.
Лжец. Все лжецы.
– Почему ты никого не слушаешь, а я должна слушать тебя?
– А кого мне слушать?
– Тебе так сложно уделить десять минут моему отцу? Так сложно понять, что они не могут просто принять, что их сын пешка в большой игре?