Мамаев омут
Шрифт:
— Ни к чему это, — нахмурился Вася. — Не знаешь ты моего дедушки. Не любит он, чтобы шумели… И вот ещё что… — Он запнулся и оглянулся по сторонам. — Вы насчёт приёмника… ну, транзистора того самого, помолчите лучше. Не нужно его дедушке подносить. У него уже есть — правление колхоза ко дню рождения подарило.
— Вот оно как, — разочарованно протянул Саша. — А наши «Умелые руки» уже постарались, закончили транзистор. Куда же его теперь?
У Васи появилась робкая надежда, что всё обойдётся. Он умоляюще посмотрел на Сашу и попросил вернуть письмо, написанное им от имени дедушки Семёна Ивановича
— Зачем дедушке второй транзистор? Ему и одного хватит. Вы его ещё кому-нибудь подарите…
А пионеры в это время водили Семёна Ивановича по всему дому, показывали ему работы юных художников, скульпторов, резчиков по дереву.
В мастерской кружка «Умелые руки» дед увидел разные чудеса технической смекалки, начиная от действующих моделей шагающего экскаватора и гусеничного трактора последней марки и кончая железным роботом, который встретил деда приветственным возгласом: «Добро пожаловать!»
Потом Семёна Ивановича привели в следопытский музей, где размещалась выставка трудовых и ратных подвигов лучших людей области. Дед тотчас направился к той стене, где висел увеличенный фотографом портрет молодого светлоглазого парня. Из-под кожаной кепки выбивался густой чуб, на лице навечно застыла широкая улыбка. Это и был геройский дедушка Саши Синицына.
— Ну, здравствуй, Степан Ходкий! Здравствуй, дружище! — еле слышно и весь как-то подобравшись, шепнул Семён Иванович. — Вот где пришлось встретиться. — Потом оглядел столпившихся у витрины пионеров: — А где же внучек Степана Васильевича?
Ребята подтолкнули к деду Сашу Синицына.
У Семёна Ивановича дрогнуло было лицо, но он быстро совладал с собой и обнял мальчика за плечи.
— Правильно поместили… Спасибо вам за память. Для наших крестьянских мест золотой был человек Степан Васильевич.
— А рядом будет ваш портрет, — сообщил Саша.
— Вот этого, пожалуй, не надо, — покачал головой Семён Иванович. — Ни к чему. У нас ведь в Ольховке и более достойные люди есть. Уж лучше вы сделайте нам другой подарок…
— А мы уже сделали, — радостно подхватил Юра Кравцов. — Лично для вас.
Вася, стоявший позади всех, похолодел, будто его пихнули в ледяную прорубь.
— Это что ж за подарок такой? — с недоумением спросил Семён Иванович.
Юра многозначительно улыбнулся.
— Одну минуточку… Сейчас увидите. — И он опрометью выбежал из комнаты.
Семён Иванович посмотрел на ребят посерьёзневшими глазами.
— Вы меня, ребятишки, не обижайте. Мне лично дарить ничего не надо. Некрасиво это и не к чему. А вот помогите нашим ольховским ребятам сделать такую же выставку, как у вас. Про славу отцов и дедов. Чтобы все наши колхозники знали об этом.
Он не успел договорить, как в комнату вошёл Юра и протянул Семёну Ивановичу транзисторный приёмник.
— Вот, пожалуйста!
Вася даже приподнялся на цыпочках и вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть приёмник. Чёрный, лакированный, с белыми поперечными полосами, с блестящими винтами и кнопками, на жёлтом гибком ремешке, он, казалось, излучал сияние.
А Юра между тем произносил, видимо, заранее приготовленную речь — поздравил от имени пионеров дорогого Сёмена Ивановича с семидесятилетием со дня рождения, пожелал ему крепкого здоровья, счастья и всяческих успехов в жизни.
Потом, не выдержав официального тона, принялся объяснять:
— Вы знаете, какой это приёмник! Транзисторный. На полупроводниках. Сделан по самой новейшей схеме… Любую станцию принимает…
— Погоди, погоди, — нахмурился Семён Иванович, отстраняясь от транзистора. — Это с какой же мне стати привалило такое?
— Так вы же, дедушка, сами просили. Чтоб полегче был. И на ремешке. И самой последней марки.
— Я?! Просил?
— А как же… — настаивал Юра. — У нас и ваше письмо есть. Ну, не ваше, скажем, а от вашего имени. Вы его своему внуку Васе продиктовали. Сами-то вы болели тогда. — Он достал из кармана затёртый голубой конверт с изображением Московского Кремля и передал его Семёну Ивановичу.
Не скрывая изумления, дед нацепил на нос очки, извлёк из конверта письмо и, подойдя к окну, углубился в чтение.
Вася ни жив ни мёртв стоял позади пионеров и посматривал на дверь — не улизнуть ли, пока не поздно.
— Та-ак… Вот и ещё одно сочинение… — протянул дед, дочитав злополучное письмо. Он вложил его в конверт, убрал во внутренний карман пиджака и, внимательно посмотрев на внука, подозвал его к себе: — Ты что же, братец, перепутал всё? Я тебе что диктовал, о чём пионеров просил? Приёмник не мне, а Евдокии Грачёвой требуется: она больная и к постели прикована. А я что ж, я ещё на своём ходу, здоровьем не обижен.
— А кто такая Евдокия Грачёва? — спросил Саша.
— Человек она знаменитый. Первой трактористкой была среди женщин. Жестоко от кулаков пострадала. В общем, Вася вам обо всём расскажет. Приедет на ваш слёт и доложит. Материал о наших ветеранах у него собран богатый, есть чем поделиться. Так, что ли, внучек?
— Расскажу… есть о чём, — буркнул Вася, не смея поднять голову и всё ещё не веря, что дед спас его от разоблачения.
— Ну вот и ладно! — Семён Иванович обратился к пионерам. — А за приёмник для Евдокии Грачёвой спасибо вам, ребята… Да и все вы тут вроде как приёмники. Самые дорогие, самые чуткие. От нас, старого поколения, принимаете всё доброе. Побольше бы таких приёмников… — Он вновь посмотрел на внука, потом кивнул на лакированный транзистор: — Так вы уж побывайте у нашей Евдокии Грачёвой, поднесите ей эту штуковину. Большая радость будет старушке. Да и насчёт музея ольховским ребятам помогите. Чтобы они настоящими следопытами заделались, получше близких людей узнали.
— Мы поможем, — пообещал Саша и, сняв с витрины тот самый лемех, который Семён Иванович не так давно подарил внуку, вручил его Васе.
— Возьми для начала… Это же ваш. А к Евдокии Грачевой мы непременно приедем.
Тут с улицы загудел автобус: шофёр справился со всеми поручениями и надо было возвращаться в дом отдыха. Сёмена Ивановича вышли провожать все пионеры. Они сердечно простились с ним, взяв обещание, что дед приедет на слёт следопытов, усадили его в автобус.
Опустив голову, плотно сжав губы, Вася задумчиво сидел на заднем сиденье. О чём думал в этот час Вася Печкин, так плохо ещё умеющий видеть и распознавать людей в нашем богатом мире, сказать трудно, но думы эти, судя по всему, были невесёлые…