Мамаев омут
Шрифт:
Обо всём этом он, Вася, даже написал целое сочинение и должен зачитать его на слёте следопытов, который в ближайшие дни состоится в городском Доме пионеров.
— Я, дедушка, от твоего имени всё написал, — признался Вася, доставая из кармана свёрнутую в трубку школьную тетрадку. — Тебе только прочесть осталось да подпись поставить… Мол, всё точно и правильно.
— Ну-ка, ну-ка, что ты там насочинял? — заинтересовался Семён Иванович, беря у Васи тетрадь.
Он нацепил на нос очки в железной оправе и углубился в чтение. Читал неторопливо, раздумчиво, частенько хмыкал, почёсывал
— Вот это да-а… — Дед сокрушённо покачал головой. — Наворотил ты, внучек, всякой всячины. Вали, мол, кулём, потом разберём.
— А что? — насторожился Вася. — Разве неправильно? Я же как лучше хотел…
— Лучше? Кому? — переспросил дед. — Интересно, какая с того польза будет, если ты меня, деда Печкина, в герои произведёшь?
Было мгновение, когда Вася чуть не ляпнул, какую от всего этого можно извлечь пользу. Транзистор вот-вот будет у них в руках. И это только начало. Потом посыплются на семью Печкиных и другие блага: дедушку приглашают в город, он выступает по радио и телевидению, к нему приезжают корреспонденты, в колхозе с ним, как с заслуженным ветераном, считаются, предоставляют всяческие льготы.
Но Семён Иванович сидел задумчивый, без улыбки. И у Васи язык не повернулся, чтобы заговорить о каких-то там выгодах.
— Задал ты мне задачку, — бормотал между тем Семён Иванович и вдруг с серьёзным видом попросил: — Помог бы ты мне, Василий!
— В чём это?
— Ты рассуди своей головой… Сколько у нас в деревне стариков вроде меня?
— Не знаю, не считал…
— Семеро нас таких стариков! А ты в своей тетрадочке такое написал, что шуметь начнут про одного Семёна Печкина. Хорошо это?
— А чем плохо?
Семён Иванович покосился на внука:
— Ты уж взрослый парень и должен понимать. Мы, старики, тоже когда-то были ребятами, вот как вы, теперешние. Потом подросли, мужиками стали. А всё равно — жизнь на виду, всё друг про дружку знали… И сейчас хоть мало нас осталось, но мы про себя всё помним. Кто как жил да куда клонился. Понятно?
Вася невольно поднял голову и встретил строгий взгляд дедушки.
— Понятно, — на всякий случай ответил он.
— А что тебе понятно?
— Ну, рассердятся старички, приятели твои… Обижаться станут.
— Не то главное, что обижаться станут, — перебил его Семён Иванович. — А то, что, может, обида эта — справедливая.
— Как это справедливая? Разве не ты первым трактористом был, не в тебя кулаки стреляли?..
— Подумаешь, событие! А разве другие меньше перетерпели да вынесли… Вот хотя бы покойный Степан Синицын, слесарь с завода, председатель нашей коммуны. Или возьми бабку Евдокию Грачёву. Она же из всей округи первой из девчат за трактор села. Ни угрозы её не испугали, ни клевета, ни проклятья. Да ещё и других женщин подняла. Честно жила Евдокия, смело, ни о какой корысти для себя не думала. Ну, и поплатилась за это. Словили её кулаки ночью в поле, облили керосином да и подожгли, как вот известного сибирского тракториста Дьякова. Еле мы тогда спасли Дуняшу, огненную нашу трактористку. А теперь она параличом разбита, к постели прикована.
— Дедушка, — признался Вася, — так мы и про Евдокию Грачёву материал собрали… беседовали с ней наши ребята.
— А раз знаете, надо бы её первым числом и упомянуть. А ты всё про меня да про меня… Я, конечно, прятаться не собираюсь, но и наперёд тоже лезть не хочу… — Семён Иванович решительно вернул Васе тетрадь. — Так что, дорогой мой внучек, ничего я тебе пока не подпишу. Лучше забудь ты своё сочинение. И начни всё заново, коль следопытом заделался. Но чтобы всё по правде было описано, по справедливости.
— Дедушка, миленький, — заныл Вася, — так ведь после же завтра слёт в Доме пионеров… о тебе говорить будут. Меня с сообщением ждут… И музей там открывается…
— Музей, конечно, хорошо. И что стариков не забывают — тоже похвально. — Семён Иванович задумался и вдруг крепко ухватил внука за плечо. — А не поехать ли нам сейчас в город, к твоим следопытам? Узнаем, что там да как, музей этот посмотрим…
— Что ты, дедушка! — опешил Вася, он никак не ждал такого поворота. — Ты же больной… На излечении находишься. У тебя ещё путёвка не кончилась.
— Какой там больной! — отмахнулся дед. — Козла забиваю да в городки дуюсь. Сейчас вот доложусь директору, и поедем.
8
Им повезло: в город шёл служебный автобус, и Семёну Ивановичу разрешили до обеда отлучиться в город.
Вася стоял у распахнутой двери автобуса, словно приговоренный к казни.
— Ты что, внучек? — с удивлением спросил его дед. — Приболел, что ли? Не поедешь со мной?..
Вася, которого бросало то в жар, то в холод, на мгновение представил себе, как они с дедом появляются в Доме пионеров, как встречаются с Сашей и Юрой, как те поздравляют Семёна Ивановича с выздоровлением и подносят ему транзистор на кожаном ремешке.
— Мне бы домой надо… — пролепетал Вася. — Мамка просила помочь капусту сажать.
— Раз надо, так надо, — согласился дед. — Тогда хоть объясни мне, где этих следопытов искать да кого спросить.
И тут Васю осенило, что история с его жалостливым письмом и транзистором может открыться и без его присутствия. Нет, уж лучше он поедет в город, попробует что-нибудь сделать, чтобы эта история не всплыла наружу.
— Ладно, поехали, — буркнул Вася. — А то ещё заплутаешься без меня.
…Жизнь в Доме пионеров шла своим чередом. В одной из комнат репетировал духовой оркестр, в другой — хор разучивал новую песню, в мастерской технического кружка стучали молотки, фыркали пилы, в спортзале сражались волейболисты.
Приехавших Васю и Семёна Ивановича пионеры встретили, как дорогих гостей, и принялись показывать им свой дом.
Улучив удобный момент, Саша Синицын задержал Васю в одной из комнат и устроил ему строгий допрос:
— А ты хорош!.. Не мог предупредить, что твой дедушка выздоровел и приехать к нам согласился.
— Так он ещё не совсем выздоровел… Его только на часок-другой отпустили. Ему ваш музей посмотреть захотелось.
— Всё равно надо бы заранее сообщить. Мы бы его не так встретили. С музыкой, с почестями…