Мамина дочка
Шрифт:
Он стоял под большим черным зонтом, в какой-то дурацкой кепочке, а к длинному пальто теперь добавился зеленый шарф, почти скрывающий нижнюю часть лица. Каждая новая деталь делала его в моих глазах более чужим. Да, в первый момент я хотела убежать, пересидеть в институтской библиотеке. Но потом подумала: какого черта?! И пошла ему навстречу.
Марк ничего мне не сказал, даже не улыбнулся. Он просто протянул вперед руку с зонтом и укрыл меня от дождя. Мы стояли друг против друга — и молчали. Я думала о том, что, наверное, правы те, которые говорят, что время лечит. И чем сильнее любовный ожог — тем быстрее все перегорает. Чтобы осознать, что ты влюблен, необходимо хотя бы коротенькое расставание. Чтобы понять, что любовь прошла, нужна еще одна встреча. Вот раньше я думала, что умру, если когда-нибудь вновь увижу Марка. А теперь стояла рядом с ним — и ничего. Не знаю, о чем в ту секунду думал Марк. Возможно, нечто подобное приходило и в его голову.
— Мне рассказали про твою маму, — сказала я, чтобы вообще хоть что-нибудь сказать. — Прими мои соболезнования, Марк.
— Спасибо, Сима, — ответил он. — Пойдем, провожу тебя до дома.
— До автобуса. До моего дома далеко и… не нужно.
— Как скажешь.
Мы медленно пошли вперед под нарастающим дождем.
— Как ты живешь, Сима?
Я пожала плечами. Господи, какой дурацкий разговор! Ведь он прекрасно знает, что неважно я живу. Потому и пришел…
— Не стоит об этом, — выкрутилась я. — Расскажи лучше о себе.
— Нечего рассказывать.
— Вот замечательно! Стоило ради этого встречаться. Ну, скажи хотя бы, как Люба?
— Мы с ней разводимся, — коротко сказал Марк.
В это время мы уже дошли до остановки и остановились под навесом. Я стояла, втянув голову в плечи и засунув нос в воротник куртки. И молчала, потому что категорически не знала, что говорить. Я чувствовала, что Марк смотрит на меня и чего-то ожидает. Зонтик он позабыл закрыть.
Наконец, я собрала все возможное мужество и подняла на него глаза. Всего мгновения хватило, чтобы понять: Марк смотрел на меня по-прежнему. Значит, ничего про нас не знал. Его пощадили, ему ничего не сказали. Значит, вся ответственность лежала на мне.
— С чего вдруг? — выдавила я.
— Ни с чего. Просто надо исправлять ошибки, пока еще не совсем поздно.
— Но ведь это только твоя ошибка, Марк! — взорвалась я. — Люба-то ни в чем не ошибалась. Она с самого начала любила только тебя и хотела быть только с тобой! Получается, ты исправляешь свои ошибки за ее счет.
— Я делаю это в первую очередь для нее.
— Да вранье все это! — заорала я.
Стоящие на остановке люди как по команде обернулись в нашу сторону.
— Не вранье, — все тем же механическим голосом возразил Марк. — Ты полагаешь, что она счастлива? Тогда поставь себя на ее место.
Я поставила. И тут же поняла, что Люба должна быть ужасно несчастлива. Что может быть хуже, чем жить с любимым человеком и знать, что твоя любовь абсолютно ему не нужна. Потрясенная этим простым открытием, я словно потеряла дар речи.
— Ну, что ты молчишь? — через пару минут нервно спросил Марк. — Скажи мне что-нибудь, Симочка.
Тут меня словно током шандарахнуло. Я поняла, что время ни капельки меня не излечило, просто впрыснуло некоторую дозу обезболивающего. А теперь его действие закончилось.
— Марк, — сказала я громко и отошла подальше от его зонта. — Я прекрасно знаю, почему ты сюда пришел и кто тебя попросил встретиться со мной. Только это совершенно не нужно. Мама не все знает. В моей жизни, слава богу, есть кому меня поддержать. А ты только все портишь, понимаешь? Давай будем считать, что ты свой долг исполнил на отлично, но, умоляю, никогда больше не пытайся со мной встретиться.
Я развернулась и побежала обратно к институту. Пролетела мимо него, по улице, до угла. Там села в какой-то автобус и почти час добиралась до дома. Удивительно, что вообще добралась.
Больше Марк к институту не приходил. Еще через пару дней я вернулась домой в обеденное время. В квартире захлебывался телефон. Я сдернула трубку и спросила задыхающимся голосом:
— Кто?
— Сима, здравствуйте, — донесся до меня невозмутимый, чуточку отстраненный голос доктора Левитина. — Ваша мама у нас. Сможете сегодня подвезти вещи?
— Что? — Я вдруг перепугалась так, что перестала чувствовать свои ноги. Пришлось садиться на паркет. — Ее что, на «скорой» к вам привезли?
— Нет, что вы, — чуточку удивился Леонид Анатольевич. — Я лично с утра позвонил Жене и пригласил на прием. Сказал, что из Питера к нам переслали ее документы с рекомендацией срочно провести операцию. А когда она приехала, я тут же ее госпитализировал…
— Все так плохо?! — завопила я.
— Сима, перестаньте паниковать, — повысил голос главврач. — Ничего такого, чего я не знал прежде. А в больнице задержал, потому что побоялся, что Женя, пожалуй, больше не появится у нас. Что-то ваша мама скептически настроена… Так ждать вас сегодня, Сима?
— Да, конечно, буду! — крикнула я и заметалась по квартире, собирая мамины вещи, белье, полотенца. Надо же, все эти дни я представляла, как скажу маме, что Левитин берется сделать ей операцию. И что скажет мне мама, когда узнает про мою подпольную деятельность. Не ожидала, что главврач все сделает сам.
В наш городок я приехала уже в сумерках. Бабушка на вахте сделала попытку не пустить меня дальше вестибюля. Но на выручку пришел Леонид Анатольевич. Мне даже показалось, что он специально дожидался моего появления где-то неподалеку.
— Зайдите в мой кабинет, Сима, — распорядился он. — Господи, да не тряситесь вы так, я не скажу вам ничего более худого, чем то, что вы уже знаете.
Я покорно проследовала за ним. Левитин сел за стол, достал из ящика газетный сверток.
— Женю привез какой-то человек, очень бойкий, я бы сказал, — заговорил он, усмехаясь самым краешком рта. — Он потом ворвался ко мне в кабинет и просто вытряс из меня некоторые сведения о предстоящей операции. Потом уехал и через час появился вот с этим.