Мамонт
Шрифт:
Чей портрет? Сталина.
Все это в камере расставили.
Товарищеская чрезвычайная тройка расселась.
Офицеры сразу шахматы раскинули. А шахматы у них к доске приклеены. Навечно.
– Ты что здесь делаешь? – спросил полковник у Гаузе. – Мы же тебя уже осудили.
– Я здесь живу, – сказал Гаузе.
– Ну тогда оставайся. Смотри, как мы расправляемся с врагами народа. Читай, солдат!
Солдат папку у офицера взял. Раскрыл.
– Слушается дело Чапаева Василия Ивановича, год рождения не установлен. Осужден в тысяча девятьсот тридцать восьмом году за связь с врагами народа, измену Родине и особо тяжкие преступления по статье 58. Приговорен к двадцати пяти годам заключения. За неоднократные побеги и полную безнадежность исправления 18 ноября 1973 года приговорен к смертной казни, вторично приговорен к смертной казни в следующем году за убийство секретного сотрудника администрации лагеря. Казнь не приведена в исполнение.
– Хватит, – сказал полковник.
«Вот кому Троцкий сапоги вручал, – догадался Гаузе. – Чапаев. Герой Гражданской войны».
– Это тот самый Чапаев? – спросил Гаузе у полковника.
– Мы других не держим, – сказал полковник. – И не мешай, а то и тебя приговорим.
– Но он же в реке Урал утонул. Я в кино видел.
– Молчи, Гитлер, – сказал Левкой. – По тебе тоже веревка плачет.
А солдаты снова зубоврачебное кресло тащат.
– Что перед смертью нам скажешь? – спросил полковник. – Скажи, только покороче.
Старик только головой взбрыкнул.
– Где Морозов? – рявкнул Левкой. – Где доктор? Кто будет нам смерть утверждать?
– Василий Иванович! – закричал в сердцах Петр Гаузе. – Вся наша страна любит и помнит вас! Никто не забыт, ничто не забыто! У нас в глазах стоит ваша героическая гибель в реке Урал. Пионерские дружины и колхозы названы вашим именем. Память о вас не сотрется в памяти народной.
Из этой речи можно заключить, что Петр Гаузе, человек прямой и честный, сущий русак, воспитан был в комсомоле и любил наблюдать телевизор.
– Ты слышишь, враг народа, что о тебе говорят? – спросил полковник. – А ведь врать не станут. О тебе, понимаешь, пионерские дружины названы, и даже колхозы, а ты побегами занимаешься. Ну неужели тебе не стыдно? Пожилой человек.
– И за палец меня укусил, – сказал капитан Левкой.
А второй офицер быстренько стащил с себя китель, набросил на плечи белый халат – оказался доктором Морозовым. Как же его Гаузе на своем собственном процессе не узнал?!
Солдаты пристегнули Чапаева ремнями, только усами он похож на легендарного героя.
Капитан Левкой с трудом оторвал ладью с шахматной доски, протянул привязанному герою.
– Пожуй, – говорит. – Перед смертью побалуй свой желудок.
– Послушайте, – сказал Гаузе, – несмотря на неправильность того, что имеет место, скажите, что вы собираетесь делать?
– Приводить в исполнение, – сказал доктор Морозов. – Приговор приводить.
А сам градусник достал и старику – под мышку. Тут же вынул и кивнул начальству:
– Можно начинать, пульс в норме, давление повышенное.
– Теперь тебе не уйти от справедливой кары, – сказал полковник. – Гляди. Крепкий.
Он развернул пластиковый пакет, попыжился, надул его, как детский шар.
– Покайся перед народом, – сказал полковник. – Покайся, Чапай. Много тревог доставил ты органам. И никто тебе не поможет. Нет же у тебя зубов. Нету?
А старик все не каялся.
– А как казнить будут? – спросил Гаузе у доктора Морозова.
– Сейчас увидите, – ответил доктор. – Нелегко нам. Патронов нет, веревки кончились. Все приходится самим. Но лично товарищ полковник Бессонов нашел выход из положения. Настоящий руководитель, сталинского типа. Капитан индустрии.
Полковник собственноручно накинул пакет на голову старику Чапаеву, велел доктору Морозову подойти, шнурок у него из ботинка вытащил, начал пакет снизу к шее привязывать.
– Он же задохнется! – закричал Гаузе.
Тут капитан Левкой со всего маха сел толстым задом на Петра Гаузе, пришпилил его к нарам.
– Очень дешево и экономично, – сказал доктор Морозов. – Вы не видели моего термометра? Мне надо смерть констатировать.
– Ну гляди же, враг народа, на торжество твоих победителей! – сказал полковник.
Но тут, вместо того чтобы глаза выпучить и задохнуться в мучениях, старик Чапаев сильно воздух в себя втянул, пакет к губам прилип, все засмеялись на тщету усилий жизни перед надвигающейся смертью. А старик железными зубами шварк-шварк – в пластике дыра!
– Зубы! – закричал полковник. – Вижу зубы. Железные! Кто ему дал зубы? Последний пакет погубили! Всюду враги народа! Всюду наймиты фашистско-троцкистской разведки. Левкой, погляди, у П-234 есть зубы или он их Чапаеву одолжил?
Развернули Петру Гаузе рот, поглядели. А у него зубы на месте.
– Попрошу снять с меня орудие казни, так как она не состоялась. И еще дайте мне бумагу и карандаш, чтобы писать жалобу в Президиум Верховного Совета, – сказал старик.
– Снять пакет! – полковник ссутулился, постарел. – Назначить доследование. А тебя, Чапаев, мы все равно казним. Вот пришлют нам винтовки и веревки, обязательно казним.
Полковник быстро вышел. Остальные за ним. Только капитан Левкой задержался. Протянул Петру Гаузе листочек бумаги. Шевельнул носом – и нет капитана.
На листочке маленькими косыми буквами:
«Министру государственной безопасности и внутренних дел товарищу Л.П. Берия и лично товарищу Сталину от капитана госбезопасности Л.Е. Левкоя.
Заявление
Довожу до сведения присланного Вами для проверки состояния спецособлага № X под видом заключенного № 232 сотрудника, что начальник лагеря полковник Бессонов замечен мною в связи с врагами народа, а также нарушает режим и присваивает довольствие комсостава, а партийных собраний не проводилось более года».